По утрам, когда петух, не жалея своих голосовых связок и ушей односельчан, оповещал всю округу о рассвете, баба Нюра уже не спала. Она заправляла кровать. Накинула поверх одеяла покрывало, сшитое саморучно из лоскутков мужниных рубашек, дочкиных платьев и её, бабанюриных, халатов. С изнанки покрывало было подшито новой прочной бязевой простынью, специально купленной в сельпо. Взбила подушки, уложила одна на другую. Верхняя подушка, нижний угол которой оказался вмят внутрь, напоминала треуголку Наполеона. Вся эта торжественная композиция увенчалась новенькой гипюровой накидушкой. Казалось, даже олень на настенном гобелене, что висел у кровати, остолбенел от такой красоты и великолепия.
Сегодня важный и долгожданный день – обещались приехать дочка с мужем и внуками. Ну то есть с её, бабанюриными правнуками – шестилетней Анюткой и девятилетним Андрюшкой. Они на море в отпуск ездили, а на обратной дороге хотели заскочить на пару деньков. Попроведовать.
Дочка-то обязательно накидушку новую приметит. Она в прошлый раз приехала, покрывало увидала, удивилась: «Мама, ты что, мои платья детские все эти годы хранила? Ты бы нам сказала, что тебе покрывало нужно, я бы тебе отправила!» - «Всё, что у меня осталось – это память» - подумала тогда баба Нюра, но вслух не сказала, чтобы дочку не расстраивать.
Ополоснув лицо и наскоро причесав волосы гребнем, баба Нюра заплела остатки своей некогда шикарной шевелюры в тонкую седую косичку и ловким движением руки пришпилила её всё тем же гребнем к голове. Затем поверх этой конструкции повязала белый платок с набивным рисунком в сине-зелёный мелкий цветочек.
Завтракать она не любила. С тех самых пор, как скончался её любимый муж, а дочь уже много лет жила в другом городе, готовить пищу только для себя бабе Нюре казалось чем-то неприличным. Поэтому остатки сваренной вчера на ужин картошки в мундире - вполне себе годный завтрак. Она достала из старого холодильника голубую эмалированную миску с отколотой эмалью, поставила её на стол. В миске лежало две отваренных треснутых картошины в кожуре. Подумала было чайник поставить на плиту, но пожалела времени. Ещё с заваркой возиться. Вытащила из холодильника бутылку молока, налила его в гранёный стакан. Встала перед иконами, вполголоса прочитала «Отче наш…», перекрестилась сама, перекрестила свою нехитрую трапезу и села к столу. Почистила картошку, присолила её, откусила и запила молоком. Вторая картошка осталась нетронутой и отправилась обратно в недра холодильника.
С утра дел много: корову подоить и выпустить в стадо, курам пшена дать. Половики со всего дома собрать, на забор повесить. Воды из колодца набрать, полы помыть. Подсохнет – обратно половики расстелить. Сходить к Михалычу, что через два дома живёт и забрать мясо – он пару дней назад свинью зарубил, к нему тоже дети в гости приезжали. Ну так баба Нюра и договорилась, чтобы ей пару-тройку кило отложили. Где там в городе они такой шашлык поедят? Там разве что настоящее осталось?
В сад пойти, малины собрать. Сахар есть, банки помыть, варенье в обед сварить. Яблоки вон начинают созревать. Баба Нюра сходила в сарай за стремянкой, поставила её рядом с яблоней. Созревшие плоды на самом верху – дотянуться сложно. Стремянка предательски закачалась под старушкой. Баба Нюра замерла на мгновение и вслух произнесла: «Ну, Ангел! Помогай!» и отважно продолжила восхождение, уверенная в том, что Ангел крепко вцепился своими тонкими руками в стремянку и страхует её. Добытые с риском для жизни плоды предназначались на пирожки для Анютки, правнучки. «Бусиночка моя» - подумала баба Нюра и чуть было не прослезилась от умиления, вспомнив худые загорелые и ободранные коленки правнучки.
Изловила курицу, ловко отрубила ей голову, быстро ощипала, опалила и выпотрошила тушку. Будет домашняя лапша. У дочки-то в городе совсем времени на такое нет. Всё готовое покупает! Пельмени домашние, говорит, несколько лет не ели. В последний раз – когда на Новый год сюда приезжали. Даже внук приезжал с женой. Пельмени - блюдо-то непростое, всей семьёй готовится. В центр залы стол поставили, весь его мукой присыпали. Внук с женой тесто катали, дочь с зятем и баба Нюра пельмени лепили. Правнучка с правнуком тоже лепили, для развлечения только. У них пельмешки несуразные получались, серенькие. Но самые вкусные. Ох, и весело же тогда погуляли! Ёлку нарядили – мужики специально в лес за ней ходили. Ёлки-то в доме не было с той поры, как дочка в город уехала. Хферверки попускали. Или как их там. Всё село собралось поглядеть. Не каждый год такое чудо – салют как в Москве! На ночлег разместились кто куда, самые удобные места, конечно – правнукам. А остальные – на полу, вповалку.
Замесила мягкое тесто на простокваше, быстро налепила пирожков с яйцом и луком, их поджарила первыми. Потом – любимые Анюткины, с яблоками. Уложила их в две разные кастрюли, чтобы не перепутать, накрыла крышками и укутала в несколько полосатых, некогда пушистых банных полотенец.
Вспомнила про баню. Вымела из парилки сухие берёзовые листья, принесла дров в предбанник, аккуратно уложила их у стеночки. Постояла, подумала – сейчас затопить или когда приедут? Лучше сейчас. Приедут, пообедают, пару часов отдохнут – тут и баня готова! Натаскала воды, залила её в бак рядом с топкой. Закинула несколько поленьев и коры в топку, с нескольких попыток разожгла огонь.
Крупными кусками нарезала свинину, уложила её в большую эмалированную кастрюлю. Кольцами порубила несколько луковиц, высыпала его поверх мяса. Щедро посолила, перемешала рукой, залила водой. Постояла над кастрюлей, подумала. Пошла в огород, нарвала укропа, который уже успел обзавестись крупными зонтиками соцветий, петрушки, растущей практически без ухода, как сорняк. Срезала несколько перьев зелёного лука. Сполоснула зелень в большом алюминиевом тазу, покрошила и посыпала в шашлык. «Как в ресторане!» - подумала довольная собой баба Нюра.
Убрала кастрюлю в холодильник.
Вспомнила про хранящиеся в погребе закрутки. Сейчас-то они их вряд ли есть станут – всё свежее есть, а вот с собой надо не забыть дать огурцов солёных, помидоров, хренодёру, варенья клубничного. Баба Нюра откинула крышку пОдпола, включила там тусклую лампочку и покряхтывая спустилась в прохладную комнатёнку, с полками по бокам. На них – ряды закруток, на каждой – бумажка, приклеенная клейстером. На бумажке указан состав и дата изготовления. Она выбрала самое лучшее и свежайшее, и стала потихоньку таскать это добро наверх. Литровую банку с огурцами не удержала, она хрястнулась о деревянный пол, осколки разлетелись по всему подполу. «Ох, Ангел мой!» - слово высказала претензию в адрес своего хранителя баба Нюра. Что ж ты, мол, огурцы-то не подхватил, не уберёг? Представила своего неловкого Ангела, стыдливо разводящего руками, смиренно вздохнула и полезла за веником и совком, потом за тряпкой и ведром с водой.
Сходила в сад, нарвала там листьев клубники, малины, чёрной смородины и пару веточек душицы. Остановилась на мгновенье, поднесла пряный букет к лицу и жадно вдохнула аромат. С погодой ещё так свезло! Солнце светит, но не палит, жары нет. И ветерок хороший, освежающий. Вот ведь как Господь всё удачно устроил.
Куриный бульон на плите закипел и попытался сбежать. Баба Нюра ловко подскочила, яростно подула на бульон и убавила огонь. Едва усмирив содержимое кастрюли, услышала телефонный звонок.
- Мам, мы не приедем! Лёню срочно на работу вызывают, у него напарник в больницу попал, а подменить некем! Не жди!
- Марина, да ты что!.. Ох, беда… Может, хоть проездом бы на пару часов? А может, ребятишек бы у нас оставили, а я бы их к осени сама на поезде привезла?
- Мама, о чём ты говоришь? Как мы их оставим? Им к школе готовиться надо. Не переживай, на будущий год обязательно приедем!
- Ну ладно. Лёне привет. Ребятишек расцелуй… от нас… - голос бабы Нины предательски задрожал.
- Мам, не плачь!
- Да я не плачу, доченька. Что ты… Мы вас всё равно ждать будем. Мало ли, может опять на Новый год получится встретиться.
- Кто мы, мам? Ты же одна живёшь.
- Да это я по привычке, Мариночка. Ну давай, моя хорошая, деньги не трать на переговоры. И не переживай, обязательно свидимся ещё.
Баба Нюра положила трубку на рычаг телефонного аппарата. Вытерла запылившийся диск телефона краем передника. Поправила косынку на голове. Шумно выдохнула.
Вечером, раздав почти всё приготовленное по соседям, баба Нюра села вязать. На подоконнике в белой кружке в крупный красный горох стоял горячий травяной чай, наполняя комнату густым ароматом чёрной смороды, травы, мимолётной радости и лета. Часы показывали без четверти полночь, когда она встала, держа в руке клубок со спицами, взяла край лоскутного покрывала и накрыла им своего худощавого Ангела:
- Умаялся ты сегодня со мной. Поспи, мой хороший, отдохни. Никакого спокою тебе со мной нет.
На фото - . Старая доска, акриловые краски. Художник Андрей Кобелев.
Если до 6 сентября на картину не найдётся покупатель, проведём на неё аукцион с нуля.