Подвеска "Талисман мечтательницы" серебро с монограммой

В тишине библиотеки, где пыль танцевала в лучах закатного солнца, барышня перебирала страницы потрёпанного тома. Её пальцы, тонкие и бледные, как страницы пергамента, невольно коснулись подвески, спрятанной под воротом льняной сорочки. Холодок нефрита, выточенного из древней породы в ликом изящной девы, смешивался с теплом кожи — старинная камея на шнурке из мягкой кожи всегда сопровождала её, словно молчаливый союзник в мире слов и грёз.

Подвеска была работой тайной мастерской, где время будто текло вспять. Костяной образ девы, напоминала страницы старинных фолиантов, которые барышня находила на чердаке родовой усадьбы. Спереди — девушка в античных одеждах, застывшая в вечном танце, с профилем, угадывающимся лишь при ближайшем рассмотрении. Сзади же, под слоем потёртого серебра, пряталась монограмма, словно печать, связывающая артефакт с её душой.

Она носила её под жакетом из грубого льна, чтобы камея касалась сердца, или под платьем с высоким воротником, где лишь намёк на кожаную петлю выдавал присутствие талисмана. Украшение не кричало о себе — оно шептало. Шептало о том, что красота — в умении скрывать, что загадка ценится больше, чем разгадка. Когда барышня бродила по березовой аллее, обвивая пальцы шнурком, тень девы на нефрите мерцала, словно героиня одной из тех баллад, что она перечитывала в сумерках.

Говорили, будто камея хранит историю прежней хозяйки — поэтессы эпохи романтизма, чьи стихи сгорели в камине из-за неразделённой любви. Барышня не верила в призраков, но в минуты грусти ей чудилось, что нефрит теплеет, а силуэт девы будто поворачивается, желая рассказать что-то, что не уместилось в стихах.

Она смеялась над суевериями, ведь это было её зеркало — не просто украшение, а отражение той, кто живёт меж строк, в мире, где лёгкость платья, запах пергамента и холодок камня сливаются в одну вечную поэму.