КУСАКА
Это была моя великая кошачья любовь.
М. Цветаева
На фотографии сестёр Цветаевых, сделанной в 1914 году в Феодосии, мы видим на плече Марины Ивановны её любимого кота по кличке Кусака. Из записных книжек Марины Цветаевой: "Мне, когда родилась Аля, не было 20-ти, Сереже — 19-ти. С Алей вместе подрастал котенок — серый, дымчатый — Кусака. Рос он у меня за матроской и в Алиной кровати. Груша отцеживала ему своего молока, и вырос он почти человеком. Это была моя великая кошачья любовь."
Из Феодосии кот переехал с хозяевами в Коктебель. Из записных книжек Марины Ивановны: "С 1-го июня мы в Коктебеле. Ехали — Аля, Кусака в корзинке и я. Сначала езда ее очаровывала. Когда мы остановились на базаре купить черешен, она несколько раз повторила: «Иссё, паяйта». Кусака в корзинке орал и спал попеременно. А когда мы приехали, сразу залез в стенной шкаф, где пробыл целых два дня; оттуда он на третий день перебрался на подоконник. Так и сидел за занавеской, окруженный кастрюльками, подсвечниками и всякой дрянью."
6 июля 1914 года Марина Цветаева вместе с мужем Сергеем Эфроном и дочерью Алей выехала из Крыма в Москву и, конечно, взяла Кусаку с собой. А в сентябре кот вместе с хозяевами поселяется в доме № 6 в Борисоглебском переулке. Из воспоминаний Анастасии Цветаевой:
" — Мама, Кусака! — кричала, вырываясь от няни, Аля, отбиваясь от няниных рук, ей не давая, переваливая в руки матери дымчатого серого кота.
— Ася, это не кот, это чудо какое-то... Он все понимает.
Марина целовала в голову Кусаку, выгибавшего шею, как лебедь."
В ноябре 1914 года Марина Цветаева посвятила Кусаке стихотворение:
* * *
Собаки спущены с цепи,
И бродят злые силы.
Спи, милый маленький мой, спи,
Котенок милый!
Свернись в оранжевый клубок
Мурлыкающим телом,
Спи, мой кошачий голубок,
Мой рыжий с белым!
Ты пахнешь шерстью и зимой,
Ты — вся моя утеха,
Переливающийся мой
Комочек меха.
Я к мордочке прильнула вплоть,
О, бачки золотые! —
Да сохранит тебя Господь
И все святые!
19 ноября 1914
Дальнейшая судьба кота сложилась трагически. Из воспоминаний Ариадны Эфрон: "Кусака был умный, всё понимал, как собака, и даже лучше. Он был настолько умен, что даже понимал назначение моего ночного горшочка и лучше, чем я сама, — с превеликим трудом и старанием пользовался им, цепляясь всеми четырьмя лапами за скользкие эмалированные его края. Вороватая кухарка, которую мама уволила, в отместку отравила Кусаку. Издыхающий Кусака, весь в пене, с всклокоченной, потускневшей шерстью, приполз через всю квартиру к маме — прощаться — и так и умер у нее на руках. Мама плакала навзрыд, я тоже голосила, а потом мы сели на извозчика и повезли дохлого Кусаку к скорняку. Тот предложил увековечить кота «как живого» — чтобы он вроде как бы крался за птичкой по ветке вроде как бы настоящего дерева! Несмотря на то, что птичку скорняк предлагал совершенно даром, в виде премии, мама не согласилась уродовать нашего Кусаку — и вот он превратился в эту самую шкурку, висящую на стене.
(Помню, еще до всякого кухаркиного вмешательства Кусака как-то раз заболел — ветеринар выписал рецепт, который мама долго хранила как образец непрофессионального стихотворства. Рецепт кошачьей микстуры гласил:
«Каждый час по чайной ложке
Кошке —
Госпожи Эфрон».)"
На фото: Марина и Анастасия Цветаевы в Феодосии в 1914 году