Вообще-то, Жанна Ланван не была великим дизайнером. Она была отличной модисткой, умелым продавцом, хорошим предпринимателем — но не великим дизайнером. Но это нисколько не помешало ей стать одной из тех героических женщин, которые буквально создали новую французскую моду и сделали ее интернациональной. Мадлен Вионне, Габриэль Шанель, Эльза Скиапарелли, мадам Гре — и она, Жанна Ланван. Все они разного возраста, но глобально прославились именно на рубеже 30-х годов, и пик их карьеры (а в случае Шанель — первой половины карьеры) пришелся именно на предвоенное время, эпоху ар-деко, когда Париж буквально утопал в гламуре. Никогда больше в парижском кутюре первого ряда не было такого торжества феминизма — до этого он был мужским миром и после станет таким же. Шанель утилизировала чуть ли не весь мужской гардероб и традиционно мужские ткани, Вионне придумала и свой знаменитый косой крой, Скиапарелли мастерски использовала современное искусство и разнообразную эксцентрику, мадам Гре была гением драпировок. Про Жанну Ланван нельзя сказать ничего такого. И между тем она оказалась в числе этих великих женщин. Почему так произошло, убедительно объясняет только что открывшаяся в музее Galliera выставка "Jeanne Lanvin".
Жанна Ланван умерла сразу после войны, в 1946 году, и на выставке собраны 110 вещей, сделанных в доме Lanvin под ее руководством, — частью из фондов самого музея, частью из фондов дома Lanvin. Пять роскошных неоклассических залов дворца Galliera организованы с помощью сложной системы зеркальных витрин. Все отражается во всем, и это создает головокружительный эффект, причем иногда в прямом смысле этого слова — некоторые посетители опасливо подходят к очередной группе платьев, вытянув вперед руку. Дело в том, что отдельные витрины открыты иногда с одной, иногда с двух, а иногда даже с трех сторон — и не всегда можно понять, где стекло, где отражение, а где настоящее платье.
Отсутствие стекла между зрителем и хрупким винтажным платьем — это новейшее веяние в мире модных выставок
Отсутствие стекла между зрителем и хрупким винтажным платьем — это новейшее веяние в мире модных выставок. И оно блестяще было реализовано в проходящей сейчас в римском музее MAXXI выставке Bellissima, посвященной итальянской высокой моде 40-х—60-х годов (которую непременно надо увидеть всем, кто хочет что-то понимать в моде). Ее главным патроном стал дом Bvlgari, а кураторскую концепцию придумали главный редактор журнала W Стефано Тонки, Мария Луиза Фриза и Анна Маттироло. И суть ее в том, что все манекены выставлены на подиуме без всяких витрин и абсолютно открыты со всех сторон. И это создает грандиозный эффект, потому что, с платьями, как и с картинами работает один и тот же принцип. Как для полноценного впечатления от картины важна поверхность холста, красочный слой, характер мазков, так и для платья важно видеть фактуру ткани, технику швов, вышивки, аппликации — а также следы времени в виде отвалившихся бусин, заштопанных дырочек и неотстиранных пятен. Это радикально меняет впечатление от вещей, делает их живыми, создает впечатление непосредственного контакта и с платьем, и с эпохой и чуть ли с самой его владелицей. Стекло же все это если не убивает совсем, то сильно приглушает. Не важно, видел ли директор Palais Galliera и куратор "Jeanne Lanvin" Оливье Сайяр римскую выставку (но практически уверена, что видел) или просто старый академический музейный принцип барьера между зрителем и предметом искусства перестал быть актуальным, — важно, что тенденция явно набирает силу и это очень радует.
О чем говорят нам эти 110 нарядов в 5 залах Palais Galliera? Прежде всего о том, что у Жанны Ланван был безупречный вкус и идеальное чувство гармонии, и в пропорциях и в цвете. Это кажется таким банальным, но именно такие клише в случае с мадам Ланван — чистая и ничем не замутненная правда. Среди платьев, вышедших из ее ателье, практически невозможно найти ни одного аляповатого, перегруженного деталями, с непродуманным декором или даже просто странного. Они все красивы безукоризненно красотой, которая завораживает своим совершенством. Именно в этом и состоял феномен Жанны Ланван, именно поэтому она и оказалась в том самом ряду великих парижских модельеров. И при этом ее вещи очень рафинированы, сделаны с фантазией и не выглядят ни вторичными, ни скучными.
О чем говорят нам эти 110 нарядов в 5 залах Palais Galliera? Прежде всего о том, что у Жанны Ланван был безупречный вкус и идеальное чувство гармонии
Уже в 20-е ателье Жанны Ланван шьет платья невероятной красоты — в Galliera выставлены ее знаменитые платья с Международной выставки декоративных и промышленных искусств 1925-го года, которая принесла интернациональную славу ей и Шанель и поставила крест на карьере Поля Пуаре. Видеть собранными вместе те знаменитые наряды, конечно, удивительный опыт — "La Cavallini", "Lesbos", "Salambo", "Mille et Une Nuits" и мое любимое пудрово-розовое платье "Maharan?e". Некоторые вещи лежат в витринах, словно их только что сбросили, а зеркала, подвешенные сверху, множат отражения, не дают толком увидеть крой, но отлично наводят фокус на декор — на все эти сумасшедшие вышивки золотой нитью и шелком, бисером и кристаллами Swarovski, расшитые стеклярусом ленты, со всех сторон обвивавшие женщину в таком платье. Потому что именно декорирование все еще было самым главным в моде 20-х: простая форма иногда почти тонет в декоре.
А вот вещи, которые делает дом Lanvin в 30-е, выглядят чрезвычайно современно. Главными становятся силуэт и крой, именно им подчиняются все остальное, в том числе и радикально изменившийся декор — чистый, ясный, даже минималистичный. Как раз тогда Жанна Ланван проявляет свою страсть к рукавам, она становится буквально королевой рукавов, — ни у кого не было таких разнообразных и красивых рукавов, как у Lanvin. Именно они и становятся пространством декора — она их расшивает кристаллами и металлическими нитями, покрывает аппликацией, накидывает сверху пелерину из синтетических кабошонов, выкладывает золотыми пластинами, делает их в технике самого разного плетения. В каждом ее платье 30-х годов от рукавов буквально невозможно оторвать глаз — кроме декора мадам Ланван творит нечто невероятное с их формой — они могут быть как у кимоно (в черном платье 1937 года, помещенном на афишу выставки), могут быть в форме многогранника, причем объемного, как в манто "S?r?nade" 1946 года, сделанного из шелковой тафты ее любимого цвета bleu nuit (ночного неба), все оттенки которого она использовала постоянно. Вокруг этого манто я ходила полчаса, пытаясь со всех углов рассмотреть, как устроены эти головокружительные рукава. Сделай кто-нибудь такой крой сегодня — все бы дружно написали про «футуризм». Ее легендарное платье "My Fair Lady" 1939-го года из скроенных по косой полосок белой органзы с огромным черным бантом на спине, которое встречает вас на входе, выглядит как будто из фильмов 70-х про будущее. А ансамбль "R?v?rence" — корсаж и юбка из присборенных и нашитых на сетку белых и красных лент смотрится настоящим приветом Рафу Симосну и его последней кутюрной коллекции — из 1938-го года.
Все эти платья с выспренними, как тогда было принято, названиями — совершенное сочетание формы, кроя, цвета и вообще всего на свете. Как гармония и понятная всем красота могут быть захватывающими и современными — вот что прежде всего показывает выставка "Jeanne Lanvin" в парижском музее Гальера. А то, что эта вполне буржуазная и уже глубоко немолодая дама в конце своей жизни делала вещи, которые легко можно выпускать сейчас на подиум, много говорит не только о тогдашней моде, но и кое-что — о нынешней.