Российские геологи за рубежом. Монголия - геологический рай.(окончание)

ПОЧЕМУ ЖЕ МОНГОЛИЯ ГЕОЛОГИЧЕСКИЙ РАЙ?

Для меня, отработавшего в МНР пять сезонов, ответ на этот вопрос очевиден. Но как передать своё убеждение читателю далёкому от геологии? Парой фраз здесь не обойтись. Начну с простого перечисления прельстивших меня особенностей этой страны, а затем расскажу о них поподробнее.

МНР имеет интереснейшее геологическое строение. Здесь есть объекты на любой вкус: интрузивные породы от ультрабазитов до гранитов, пегматиты, древний и молодой вулканизм, разнообразные полезные ископаемы и т.д. Не говоря уже о знаменитых кладбищах динозавров.

Значительная часть Монголии прекрасно обнажена. В маршрутах здесь нет необходимости продираться через таёжные завалы, заросли стланика и рыть шурфы , как во многих районах Россиии. Геология значительных территорий МНР, к тому же, прекрасно дешифрируется на аэрофотоснимках.

Большинство областей МНР имеет прекрасную проходимость. А летом здесь идеальная для геологов погода. Ещё бы! Страна расположена в центре азиатского континента и на довольно больших высотах. Лишь в пустыне Гоби днём слишком жарко. Местное население относилось к нам замечательно, особенно вдалеке от городов и больших дорог.

Почти каждый геолог в душе ещё географ и этнограф. А в МНР множество удивительных нетронутых ландшафтов, красивейшие цветы, не пуганный животный мир. Очень интересен был почти не изменившийся со времён Чингизхана кочевой уклад жизни, не говоря уже о ламаизме.

Особенности геологии МНР, обнажённость и дешифрируемость аэрофотоснимков интересны лишь геологам, поэтому я остановлюсь лишь на двух моментах.

К 1964 году практически вся территория СССР была изучена в масштабе 1 : 200000. Началась эпоха детальных исследований на ограниченных площадях с большим объёмом горных работ и обустроенными базами. А геологи-романтики, любители дальних маршрутов, нехоженых гор и долин, вечерних костров и неожиданных открытий остались без любимой работы. И вдруг перед ними оказался целый неизведанный регион, страна интереснейшей геологии, «белых пятен», высоких практических перспектив и диссертабельных проблем. И они нашли здесь всё, о чём мечтали. А что касается открытий - их не перечесть. Начать можно с выявления огромного Хубсугульского фосфоритового бассейна, а закончить открытием нового минерала армстронгита, названного в честь первого человека, вступившего на Луну.

Работы в МНР совпали с революцией в геологической науке. На смену «фиксисткой» парадигме пришла «новейшая глобальная тектоника» (тектоника литосферных плит). В нашей стране ведущим пропагандистом её стал замечательный человек - наш главный геолог Лев Павлович Зоненшайн. И я уверен, что превращение его в сторонника «тектоники плит», которое удалось совершить далеко не всем крупным геологам, явилось результатом его работы в Монголии. В условиях хорошей обнажённости здесь можно увидеть все подтверждения этой парадигмы.

Работать с Львом Павловичем непосредственно в маршрутах мне пришлось в 1975 году, когда наш отряд сопровождал его в поездке в пустыню Гоби, чтобы помочь работавшей там партии В. Гольденберга. База партии, где геологи обитали в самом удобном для пустыни жилье, в юртах, находилась около развалин буддийского монастыря. Но участок, который хотели показать Зоненшайну, располагался у отдалённого колодца, где мы и разбили лагерь из разноцветных палаток. Все горные породы в Гоби, кроме кварца и агата, имеют чёрную поверхность (пустынный загар), и лагерь на фоне чёрных голых скал выглядел очень живописно. Утром, когда мы готовили завтрак на паяльных лампах, на вершине ближайшей чёрной скалы возникла высокая прямая фигура монгольской девушки в тёмном очень рваном халате. По словам уже работавших здесь геологов, жила она в пещере совершенно одна с двумя десятками коз и каждый день приводила их к колодцу на водопой. На вопросы не отвечала, подарков не брала, молча смотрела на жизнь лагеря с вершины. В маршрут отправились рано. Вадим был главным гидом, Лев Павлович – главным экскурсантом, а мы образовали нечто вроде кордебалета, поскольку ходили, слушали и почтительно молчали. Солнце стояло прямо над головой, однако жар был лёгкий сухой и вполне переносимый. Переходили от одного обнажения с необычными породами к следующему ещё более интересному. Ещё до обеда я полностью запутался в толщах, интрузиях и их возрастах, не смотря на сильное желание «не ударить в грязь лицом». Помню только экзотичные базальты, напичканные жеодами агатов, другие базальты с шаровидными пустотами размером до 30 см, выполненными огромными кристаллами голубого целестина, и лавы с вкрапленниками чёрного апатита. Однако уже вечером первого дня Лев Павлович взял лист бумаги и нарисовал в форме разреза сложнейшую геологическую историю этого района, ответив почти на все вопросы Вадима. Гольденберг брал продукты на несколько дней, однако консультации закончились. Можно было возвращаться на базу.

Пустыня Гоби

Этот случай я описал, не столько характеризую интересную геологию и прекрасную обнажённость МНР, сколько желая отдать должное рано ушедшему от нас прекрасному человеку и геологу Л.Зоненшайну.

В МНР мы никогда не испытывали проблем с транспортом. Машины прекрасно ходили по многочисленным дорогам, едва заметным автомобильным следам, а то и просто по травяным долинам и пологим склонам сопок. В каменистой пустыне Гоби по мезозойским депрессиям можно ехать в любом направлении, а внутрь палеозойских массивов проникать по сухим руслам водотоков. В горных районах к нашим услугам всегда были «смирные» монгольские кони. По рекам Северной Монголии можно прекрасно сплавляться на резиновых лодках. Особенно устраивала нас ГАЗ-66, по прозвищу «Коломбина», когда мы работали в академической экспедиции. Она никогда не подводила. Передняя часть кузова «Коломбины» была переоборудована в пассажирскую кабину с отдельной дверцей и широким ящиком-лавкой, на которую усаживался весь небольшой отряд. Особенно запомнился мне 1974 год, когда в отряде работали Володя Павленко и Галя Ратникова, знавшие сотни песен, имевшие хороший слух и приятные голоса. Протяжные русские и украинские песни на два голоса очень соответствовали длинным монгольским дорогам и мерному гудению двигателя.

Начиная работать в горах, мы не торопились пересаживаться на лошадей, и на некоторые участки сначала пытались проникнуть на машине. Конечно, и буксовали, и застревали в ямах. Но это обычная практика работы с автомашиной, и в кузове у нас всегда лежали два домкрата и набор чурок-подставок к ним. Однако…

По горным склонам и руслам горных рек дождевая вода скатывается очень быстро, особенно весной и в начале лета, когда промёрзшие за зиму почвы не дают воде просачиваться на глубину. У вас может стоять безоблачная погода, но где-то в верховьях прошёл ливневый дождь, и через несколько часов, максимум через сутки река неожиданно вздувается. Все мы знали как надо ставить лагерь в горах, но и мы несколько раз попадали в водяной плен или, неожиданно проснувшись от «плеска волн», срочно сворачивали лагерь и удирали в полной темноте

Однажды, главным героем такого приключения стала наша «Коломбина». Ночью всех разбудил Андрей Ильин и сообщил, что вода в реке быстро прибывает. Поднималась вода в протоке, которую мы накануне преодолели вброд, и мы рисковали попасть в плен. Ведь спадает вода, увы, намного медленнее, чем прибывает. Решили быстро собрать лагерь и прорваться через протоку на склон сопки, но было слишком поздно. При движении по броду вода залила двигатель и он заглох. ГАЗ-66 встала посреди широкой протоки с быстро прибывающей водой. Часть груза, типа лопат и молотков мы перекидали на берег, остальную, включая автомобильный аккумулятор, перевезли на быстро надутой резиновой лодке, подтягивая её на верёвке то к кузову машины то к берегу. Последним покинул тонущий корабль его капитан - Иван Замаруев. В ярком свете взошедшего солнца весь отряд с берега наблюдал последние кадры трагедии. Вот вода уже захлёстывает кузов, мощное течение кренит машину, затем валит её на бок, волочит по дну и разворачивает тяжёлым двигателем вверх по течению, а лёгким кузовом - вниз. Утащить её совсем вода не смогла.

Мы разбили лагерь и занялись текущими делами, время от времени подходя к берегу и обалдело взирая на торчащий из воды край кузова. К полудню вода начала спадать, а к следующему утру почти вернулась к прежнему уровню, обнажив лежащую на боку машину. От полной безысходности решили попробовать поставить ГАЗ-66 на колёса своими руками. С помощью лодки, весь запас верёвки, предназначенный для вьючки лошадей, натянули между машиной и стоящим на берегу деревом; получилось шесть рядов. Затем стали скручивать верёвку с помощью лодочного весла. К нашему удивлению, не прошло и полчаса, как машина вздрогнула, медленно накренилась, а затем и шлёпнулась на все четыре колеса.

Что делать дальше мы не знали. Но здесь на помощь пришёл Его Величество Случай, который именно в этот день и именно в это безлюдное место занёс какого-то странствующего монгольского "байкера". Мотоциклист походил по берегу, поцокал языком, сделал неопределённый знак рукой и укатил. Русский он знал не лучше, чем мы монгольский, но всё было ясно и без слов. На следующий день к нам пришёл трактор, преодолевший не менее 40 км от ближайшего самона. Машину вытащили, залили в цилиндры бензин, потаскали с включённым сцеплением на буксире, сменили масло, подключили спасённый аккумулятор и она завелась. От вознаграждения тракторист отказался.

Как бы хороши не были автомобили и монгольские кони, больше всего я любил водные маршруты - работу с резиновой лодки, сплавляющейся вниз по течению реки. Не надо думать ни о бензине, ни о корме для лошадей, ни о проходимости троп и дорог, не надо беспокоиться, не сбегут ли ночью «боливары». По плёсам лодка медленно плывёт сама, а если надо - не трудно и погрести. По обоим берегам чередуются обнажения. В любой момент можно осмотреть их, а то и сходить до ближайшей горки. Образцы и пробы тащить не надо, достаточно кинуть мешочки на дно. Если в лодке двое - один на вёслах, другой делает записи в дневнике, наклеивает на образцы этикетки и заворачивает их в бумагу. На лагерь можно встать в любой момент – вода, дрова и ровное место есть всегда. Можно постоять на одном лагере день или два, сделать кольцевые маршруты. Принять решение о необходимости маршрута часто помогает галька в устьях притоков. Если ручей выносит кварц, пегматиты, необычные породы или гальку с признаками оруденения, значит надо вставать на лагерь и готовиться к маршруту.

Если не плескать вёслами и не болтать (проведя вдвоём много дней успеваешь наговориться), лодка движется практически бесшумно. Выплывая из-за поворота, можно совсем близко увидеть вышедшего напиться марала или переплывающего реку медведя. Выводки уток и гусей при приближении лодки не взлетают, а начинают сплавляться впереди её, правда, на почтительном расстоянии. В движение вовлекаются всё новые выводки, и вот уже перед лодкой плывёт целая птицеферма. Уплыв слишком далеко, выводки взлетают, хлопая крыльями по воде. Другие прячутся под нависающими с берега кустами и травой. Как только лодка проплывёт мимо, они шумно выскакивают и глиссируют вверх по течению. Обычно это выводки с утятами, которые ещё не умеют летать. Спишь в лодочном маршруте под усыпляющий рокот близкого или шелест далёкого переката. Лишь иногда можно услышать осторожное цоканье копыт вышедшего на галечную косу оленя, или шлепок по воде тайменя, утопившего хвостом неосторожную мышь.

Выплывая в предгорья, а затем и в холмистую степь, встречаешь на берегу одинокие юрты и их обитателей, поражённых невиданным чудом - красной надувной лодкой. Даже кони от вида лодок испытывают очевидное потрясение. Однажды, тихо выплыв из-за поворота, мы увидели шестёрку лошадей, пьющих воду с галечной косы. Кони забыли о жажде и уставились на нас. Смотрели, не отрываясь, медленно поворачивая головы. Когда лодки стали скрываться, они дружно развернулись, преодолели неудобную для бега полосу галечника и по песчаной зоне косы рысью помчались вниз по течению. Опередив нас метров на сто, лошади снова вышли к самому берегу, некоторые даже зашли в воду. Пристальное разглядывание красного чуда повторилось. Теперь конское любопытство было удовлетворено, дальше они нас не преследовали.

Но и лодочные идиллические маршруты имеют обратную сторону. Речь идёт о порогах и перекатах. В наши дни «экстрим» , в том числе сплав через пороги, приобрёл необыкновенную популярность. "Адреналин" объявлен чуть ли не главной целью жизни. Не скрою, и я, преодолев сложный перекат, особенно на глазах зрителей, всегда испытывал если не удовольствие, то гордость определённо. Возрастала вера в свои силы и самоуважение. Но я всегда помнил, что для нас сплав не туризм, а работа. Надо сохранить снаряжение, продукты, образцы - результат многодневного труда, здоровье и жизнь доверившегося тебе человека. Поэтому я отношу пороги и перекаты к явлению отрицательному.

Значительно облегчили сплав прекрасные резиновые лодки, появившиеся у геологов в конце пятидесятых. Сначала это была военная ЛАС-5 (лодка авиационная спасательная грузоподъёмностью 500 кг). Затем аналогичные лодки на 300 и 500 кг стало выпускать Мингео. Они имели несколько автономных отсеков, включая надувной пол, утолщённую резину на днище, складные не тонущие дюралевые вёсла и множество разных удобных мелочей, включая баллон с углекислотой для быстрого наполнения лодки в первый раз. Даже с большим грузом лодка не садилась глубоко в воду, что позволяло успешно грести против течения или удерживать лодку на месте в стремительном потоке. ЛАС-5 имела также мачту, непромокаемый парус и мягкий киль, напрягавшийся подобно рыбьему плавнику при установке мачты. Конечно, парус можно было использовать лишь на стоячей воде; при сплаве по горным рекам он был не нужен. Но я не смог удержаться и рассказал об этом редком случае, когда конструктор продумал все мелочи, а изготовители ничего не выкинули ради удешевления.

Опишу технику преодоления порогов и перекатов на такой лодке. При подходе к перекату необходимо замедлить ход и наметить наиболее безопасную траекторию сплава, отмечая крупные камни, над которыми вздуваются буруны. Лодку надо развернуть кормой вниз по течению и грести, замедляя её ход. Одновременно, сильнее загребая одним из вёсел, лодку можно перемещать поперёк реки. Пройдя кормой вперёд между очередной парой камней, необходимо максимально замедлить скорость и перемещаться поперёк реки к очередному удобному проходу. Вот и вся теория. К сожалению, на практике нередко происходят наезды на камни, черпание воды и потеря вёсел, обычно без серьёзных последствий. Но бывали и случаи, заслуживающие отдельного рассказа.

Сплавлялись мы, чаще всего, с Русланом Волковым. Человек удивительной судьбы, которая несомненно заслуживает отдельной книги, раннее детство проведший в США и в совершенстве знавший английский язык, потерявший обоих родителей в мясорубке сталинских репрессий, профессиональный радист, семнадцатилетним мальчиком дважды забрасывавшийся в немецкий тыл в конце войны, закончивший Гнесинское музыкальное училище, прекрасно певший и игравший на редкой тогда шестиструнной гитаре, радист геологических партий на Горном Алтае, позднее закончивший геолфак МГУ и сам ставший геологом, человек с внешностью героя вестерна, он по всем статьям, несомненно, превосходил меня. Но при сплаве на лодках признанным «адмиралом» был я. У меня просто было больше опыта. Я грузил в свою лодку большую часть поклажи и самые неудобные предметы, я шёл первым через перекаты, а Руслан мог плыть следом уже с учётом моих удач или «проколов».
В тот солнечный день я, как всегда, вёз большую часть груза, зато в лодке Руслана был рабочий. Я прошёл опасный крутой слив между двумя огромными камнями, - один был отмечен крутым буруном, другой ещё и торчал из воды пирамидкой размером 20 х 30 см, и притормозил, наблюдая за второй лодкой. Руслан замешкался всего на секунду, и лодку его выбросило днищем на наклонную часть большего камня. Её мгновенно захлестнуло водой, развернуло поперёк течения и прижало к камню, выгнув вокруг него. Поплыли по течению рюкзак, спининг и ещё что-то, а Руслана, рабочего и остальной груз мощной струёй прижало к лодке. Я быстро подобрал плывущие предметы и пристал к берегу, благо перекат позволял сделать это. Побежал вверх по течению. Тем временем Руслан с рабочим выбрались из хлеставшей их струи на камень. Точнее, рабочий стоял на четвереньках на верхнем баллоне лодки, а Руслан одной нагой опирался на баллон, а другой на каменную пирамидку. Вокруг бурлила вода.

Попытки столкнуть лодку ни к чему не привели, она даже не пошевелилась. Я вернулся к своей лодке, быстро разгрузил её и пустую затащил по берегу выше, чем стояли ребята. Таскать лодку на голове не трудно. Я поплыл мимо ребят и вплотную к камню постарался приостановить её бешеными гребками. Рабочий благополучно перепрыгнул ко мне. Шесть раз мы с рабочим бегали с пустой лодкой вверх по течению. Постепенно ко мне перекочевали все мокрые рюкзаки и сумы, однако сдвинуть лодку по-прежнему было невозможно. В очередной рейс я передал Руслану длинную верёвку, связанную из всех имевшихся у нас концов, и он привязал её к лодке. Но и с нашей помощью сдвинуть её не удалось. Пришлось выпустить воздух из всех отсеков. Лишь тогда мы смогли вытащить на берег плоский кусок резины, лишённый всей своей надутой красоты. Руслан мужественно дождался моего последнего рейса. Один, на крошечной пирамидке, где едва помещались его ступни, среди ревущего потока.

В растительном мире Монголии особенно поражают цветы. Весной редкоствольные лиственничные леса Северной Монголии заполнены цветущими дикими пионами (марьиными кореньями). Усыпанные крупными ярко-малиновыми цветами кусты составляют основной подлесок, и можно идти несколько километров, вдыхая их тонкий аромат. Летом на больших площадях сплошным ковром цветут эдельвейсы. Да, да! Те самые эдельвейсы, которые только «очень храбрый» австрийский или швейцарский юноша способен сорвать для своей девушки на «неприступных альпийских скалах». Книжная закладочка-сувенир с засушенным эдельвейсом под целлофаном стоит в альпийских странах не так уж дёшево. Восхищает цветущее разнотравье лугов с геранью, жарками, ромашками, черноголовником и другими неизвестными мне цветами, среди которого у низкорослых монгольских коней часто видны только головы и спины. В приграничных районах косить эти луга разрешалось нашим колхозникам, которые, по-видимому, часто устраивали степные и лесные пожары. Вблизи границы особенно много гарей разного возраста. Заставляют хвататься за фотоаппарат ярко-жёлтые маки субальпийских лугов, расцветающие букетами среди каменных осыпей, или заросли вечнозелёного рододендрона с крупными кремовыми соцветиями. Однако победителями этой выставки цветов являются саранки - дикие лилии сиреневого, жёлтого и алого цвета. Жёлтые лилии классической формы сплошным ковром покрывают пологие склоны сопок. Алые лилии с изыскано завёрнутыми лепестками – индивидуалистки. Если поднести их к лицу, чтобы вдохнуть сладкий запах дорогого шоколада, на носу остаётся алая пыльца.

Также удивителен животный мир Северной Монголии. Здесь уживаются дикий олень-сокжой, медведь и лось, характерные для северной Сибири, с благородным оленем-маралом и кабаном, типичными для более южных районов, а также с горными козлами нескольких видов. Южная Монголия - царство дзейренов, куланов и архаров.

Монголы прирождённые скотоводы и не любят горы, тайгу и охоту. При большом количестве скота у них нет потребности в диком мясе. Единственное, против чего монгол не может устоять, это охота на сурка-тарабагана. Из жирного сурка готовят лакомое блюдо. Внутренности удаляют, не разрезая зверька, через задний проход и, когда затем сурка запекают прямо в шкуре, весь сок остаётся внутри, придавая мясу особую нежность и вкус. Так говорят, самому мне попробовать сурка не пришлось. Тарабаганы являются переносчиками чумы, но монголы-охотники уверяют, что умеют отличать больного сурка от здорового. Такие гурманы изредка всё-таки заболевают чумой и умирают, хотя настоящих эпидемий здесь не было давно. Заболевание удаётся локализовать в одной или нескольких юртах. Сурки иногда образуют в Монголии обширные колонии. Однажды из-за быстро наступивших сумерек нам пришлось остановиться на ночлег в широкой степной долине. Палатки ставили в темноте, воду для ужина брали из больших молочных фляг, которые всегда возили как раз для такого случая. Утром нас разбудило тонкое мелодичное пересвистывание, раздававшееся со всех сторон. Оказалось, мы заночевали в самом центре колонии тарабаганов и, выглянув из палаток, увидели не менее десятка толстых зверьков, сидящих на задних лапках около своих нор и живо обсуждающих наше появление. Для них мы были пассажирами летающей тарелки.

Тарабаганы

Так вот, в МНР охотников крайне мало, в основном, это живущие там тувинцы. Советские браконьеры проникали через границу лишь вблизи редких посёлков и лишь на расстояние дневного пути. Поэтому звери здесь практически никогда не видели человека. Вспоминается один из маршрутов через кар с ледниковыми озёрами. Поднявшись по крутому руслу ручья, я вышел на ригель. Передо мной расстилалась каровая морена с отдельными сглаженными коренными выходами («бараньими лбами»), покрытая мелким кустарником и мхом. Единого ледникового озера не было, лишь хаотично разбросанные мелкие озерки. Метрах в ста передо мной, отлично продуваемые ветерком, паслись несколько маралов - молодой рогатый самец,, три важенки и два оленёнка. Увидев и услышав меня, бык поднял голову и стал смотреть в мою сторону, продолжая жевать. Никаких признаков беспокойства. Я стал приближаться и, подойдя метров на 50, несколько раз крикнул. На каждый мой крик самец отвечал коротким низким трубным звуком, вытянув вперёд шею. Наконец, семья перестала жевать и стала, не спеша, удаляться. «Хозяин» двинулся последним, пропустив перед собой жён и детей и протрубив пару раз на прощание.

Марал

В гобийских партиях многие шофёры и геологи увлекались ночной охотой на дзейренов с газика, отыскивая их с помощью фары. Увидеть антилоп издали в Гоби дело обычное. Я один раз съездил на подобную охоту. Получил массу отрицательных эмоций, начиная с бешеной тряски по ухабам и кончая видом беззащитного раненого животного с огромными печальными глазами, которое необходимо было прикончить, «чтобы не мучился».

Знаменитых гобийских архаров мы видели только издали, но зрелище это заслуживает описания. Низкогорные, но резко расчленённые массивы, где обитают архары, со стороны представляют собой как бы театральные кулисы. Вблизи видишь первый водораздел, за ним, недалеко, второй, за ним третий и т. д. Разделены они неглубокими узкими долинками. Архары очень чутки и осторожны. Обычно силуэт красавца-барана с огромными зазубренными рогами возникает на одном из таких голых водоразделов. Стоит он в картинной позе, как бы позируя скульптору. Заметив людей, архар мгновенно ныряет в долинку и через минуту молнией возносится на следующий водораздел. Там он снова застывает в скульптурной позе. Я думаю, что это поза максимального обострения всех чувств. Красавец слушает, смотрит и вдыхает запахи. Минута, затем бросок в следующую долинку и снова чёткий силуэт, застывший уже на третьем гребне. Увы, даже такие приёмы не спасают животное от человека - «царя природы». Черепа архаров с крутыми рогами мы не раз находили в маршрутах.

Архар

Крупные стаи грифов, ближайший родственник которых кондор когда-то в далёких Андах унёс Роберта - сына капитана Гранта, обязательный элемент монгольского пейзажа. Поголовье скота в МНР достигало тогда 25 млн. Животные постоянно умирали от старости, болезней и травм. При эпидемиях ящура заражённый район просто окружали солдаты и расстреливали из автоматов любое животное, которое пыталось из него выйти. Трудно даже представить, что было бы со страной без грифов. Не смотря на отталкивающий внешний вид, со своей ролью степных санитаров они справлялись успешно.

Элегантные силуэты журавлей мы часто видели у речек и просто в степи. Два крупных яйца журавлиха откладывает среди песка и мелкой щебёнки, без всяких признаков гнезда. При приближении геолога она покидает кладку и пережидает вблизи. Найти яйца очень трудно, не смотря на их величину, благодаря защитной окраске. Однажды, возвращаясь на коне из маршрута, я поднял на крыло журавля. Был очень сильный встречный ветер, и мой мерин в галопе нагнал летящую низко над землёй птицу. Мы мчались рядом, и я, буквально, мог коснуться журавля рукой. Движения головы, шеи, крыльев, каждого перышка были удивительно органичны и изящны. Несколько минут мы «летели» рядом, затем птица, не набирая высоты, резко ушла в сторону. Сейчас операторы научились снимать летящих птиц в мельчайших подробностях и сделали их полёт общим достоянием, но тогда я считал себя редким человеком, вплотную видевшим это чудо.

В заключение, о монгольских орлах. Огромные степные беркуты любят отдыхать на высоких водоразделах, укрываясь от ветра за их гребнем. Память многих поколений говорит им, что здесь их не потревожит никто. Они же не знают, что в районе появились геологи. Переваливая в маршруте такой гребень, иногда неожиданно появляешься буквально в 10 м от спокойно сидящих птиц. Мгновенно взлететь тяжёлые орлы не могут. Несколько секунд они «удивлённо» смотрят на меня чистым жёлтым глазом, затем начинают неуклюже скакать вниз по склону, взмахивая огромными крыльями, а, оказавшись, наконец, в родной стихии, сразу приобретают мощную красоту.

Я уже говорил, что начальник наш не любил задерживаться в Улан-Баторе, небольших городках и, даже, в самонах. Стихией нашего отряда были лесостепи и горы с редкими кочевыми юртами. Конечно, я достаточно погулял по столице, был и в кино, и в цирке и в музее - бывшей резиденции верховного правителя Богдо-гэгэна, и, конечно, в единственном на всю Монголию действующем буддийском храме - дацане. Но гораздо лучше я узнал жизнь монгол в юртах.

Юрта - удивительное сооружение, идеально приспособленное для кочевой жизни в суровых условиях высокогорной пустыни, степи и лесостепи с морозной зимой, жарким летом и сильными ветрами. С ней не может сравниться ни утеплённая палатка, ни чум из шкур, ни яранга из берёсты. Недаром в советско-монгольских партиях наши геологи предпочитали жить в юртах. Основу этого обширного сооружения составляют складная стенка-решётка с дверью, вершинный круг размером с велосипедное колесо с открытым сегментом и длинные радиальные рейки-стропила. Рейки соединяют стенку с кругом и служат основой для крыши-купола. На этот каркас накидываются кошмы, а на них сплошной чехол из белой парусины. Зимой кошмы спасают от холода, а летом – от жары. Через купол юрты перекидываются верёвки с тяжёлыми камнями противовесами, висящими близко к земле. Противовесы придают юрте устойчивость, и в ветренные дни количество их может быть увеличено сколь угодно.

В центре юрты стоит железная печка с трубой, выходящей в открытый сегмент вершинного круга. Его можно поворачивать, и труба всегда находится с подветренной стороны. В далёкие времена вместо печки, вероятно, был очаг. Роль окон и кондиционера в юрте играют решётчатые стены. Кошму и чехол можно приподнять с любой стороны, впустив воздух и свет, а можно и с двух сторон, устроив сквознячок. Основная мебель юрты - большие деревянные сундуки для постели, одежды и другого имущества и зеркало. Кровати могут быть или не быть - тогда спят на кошмах. Обычно все стропила, решётки, дверь, сундуки покрашены яркими красками. Самая любимая - красная. Чехлы юрт чистые, издали белые. Бедные рваные юрты встречались очень редко, в отличие от соседней Тувы, где их было полно. Как мне кажется, из-за гораздо большего пристрастия тувинцев к «зелёному змию».

Юрта

Обычно юрта перекочёвывает три раза в год, всегда на одни и те же свои места, которые обусловлены сезонным состоянием пастбищ. Удобства людей - чистая вода, дрова, близость к самону имеют второстепенное значение. Самое интересное, что на зиму юрту ставят в верхней части склона, где, казалось бы, самый ветродуй и холод. Но, во-первых там обычно сохраняется лес и построены деревянные загоны для скота. А, во-вторых зимой в Монголии царствует знаменитый сибирский антициклон. Стоит морозная, но безветренная погода и возникает температурная инверсия - более тяжёлый холодный воздух застаивается в нижних частях долин, а выше по склону на несколько градусов теплее. А отсутствие воды монгол волнует мало, они топят снег. Нередко и летом юрты стоят не у чистого ручья, а вдали от него на склоне. Ребятишки раз в день прогуляются с бидончиком до ручья, и этой воды семье достаточно.

Для перекочёвки используются верблюды, гордо и живописно несущие яркие сундуки, решётки и дверь. Десяти – двенадцати верблюдов вполне достаточно. Юрта разбирается быстро. За длинный летний день можно и разобрать, и перевезти, и собрать её на новом месте. Стоила юрта дорого; для того, чтобы молодая пара могла пожениться и зажить собственной семьёй, деньги собирали не один год.

Летом монголы, как это ни странно, едят мало мяса. Основой летнего питания является молоко. У многих детей на щеках неестественный багровый румянец – следы молочного диатеза. От взрослых, при разговоре с ними, часто пахнет молоком, как от грудных детей. Если, конечно, этот запах не перебивается обычным, но более сильным «благоуханием» бараньего сала, которым пропахла одежда. Не знаю, доят ли монголы овец и верблюдиц. Кобылиц доят в некоторых юртах для изготовления целебного и чуть хмельного кумыса. Такую юрту можно узнать сразу по жеребятам, которые не гуляют в табуне, а маются около неё в загоне. Особенно много кумыса готовят перед главным летним праздником «Надом».

Основными производителями молока являются сарлыки (домашние яки), которых при каждой юрте бывает до шести штук. Они значительно отличаются от крупных чёрных тибетских и памирских яков. Сарлыки в течении многих поколений смешивались с обычными коровами, и внешний облик их зависит от того, сколько в них крови яка и какой масти были коровы в их родословной. Однако немало сарлыков имеют вполне «ячий» вид - густую длинную гриву на животе, чтобы лежать на снегу, и очень пушистый длинный хвост, чтобы гонять мух. Кстати, хвосты эти очень высоко ценятся как материал для изготовления париков и шиньонов; вывоз их из МНР запрещён. А подойдя к сарлыку слишком близко, можно увидеть, как он пугает врага - громко хрюкает и топочет ногами. По сравнению с коровами, сарлыки дают мало молока, но оно очень жирное (6 – 8%). Главным продуктом питания является простокваша из этого молока - тарык, густой как желе, очень жирный и вкусный. Второй продукт - «пенка». Чтобы её приготовить, надо долго упаривать молоко в широком казане. На поверхности его образуется плотная жёлтая пенка, не такая румяная, как на русском топлёном молоке, но по смыслу та же самая. Затем молоко выстаивается, и к пенке снизу поднимается толстый плотный слой сливок. Деревянной лопаточкой пенку складывают пополам и ещё пополам, а затем вынимают из молока. Получается продукт, в котором переслаиваются плотная пенка и очень густая сметана. Едят его просто так, без хлеба. Ещё в юртах нас угощали подсолённым су-чаем (су – молоко), баурсаками (пресное тесто, варёное в бараньем жире) и слипшимися конфетами-подушечками. В эти годы в отдалённых районах Монголии быстро распространялась выпечка хлеба. В стране стали выращивать много пшеницы, в каждом самоне появилась пекарня, и даже в юртах, не очень отдалённых от самона, можно было увидеть хлеб. Ещё из молока гонят самогон – арху, которая, по наблюдению некоторых наших «этнографов», есть почти в каждой юрте. Государство также выпускало молочную водку - «цаган-арху» (цаган – белый). Хозяева охотно предлагают арху гостям, но сами ею не злоупотребляют. Подвыпивший монгол редкость. Обычно это всласть нагостившийся по юртам всадник, возвращающийся в сумерках домой и завернувший на огонёк нашего костра. Ещё арху «от души» употребляют на празднике «Надом», что лично для меня однажды закончилось плачевно, поскольку «политез» не позволял пропускать тосты «…за советско – монгольскую дружбу» в разных вариантах. Друзья утверждают, что таким пьяным не видели меня никогда.

Сарлыки

Монголы очень гостеприимны. И самонное начальство, и, особенно, простые кочевники. Я уже рассказывал, как нам отбирали лошадей и конюхов, идя навстречу всем нашим пожеланиям. Конечно, не последнюю роль здесь играло вполне простительное любопытство - в районы, где мы работали, чужеземцы попадали редко. Не успеваем мы разбить лагерь в поле зрения юрты, как к нам жалуют гости. Обычно это дети с гостинцем – бидончиком тарыка. Потом могут подойти и взрослые. Ведут себя деликатно; издали смотрят на нас и наше снаряжение. Если идёшь мимо юрты в маршруте, навстречу высыпают все её обитатели, знаками зазывают в гости, иногда даже бегут наперерез. Угощают тарыком, пенкой, су-чаем из ужасающе грязных пиал, предварительно, в знак уважения, протёртых такой же грязной полой халата. Моя спутница, Тамара Дугина иногда отказывалась от угощения, и весь удар я принимал на себя. Дружба народов важнее здоровья. К счастью, оно ни разу не пострадало.

В Москве, перед вторым полевым сезоном и в дальнейшем я беззастенчиво конфисковал во всех знакомых семьях, где были дети, вышедшие из употребления игрушки. В экспедиционном грузе в поле ехали плюшевые медведи и зайцы, чебурашки и неваляшки, машинки и паровозики и, конечно, куклы. Иногда очень красивые. Мелкие игрушки постоянно занимали один из карманов моего рюкзака, крупные ждали своего часа в лагере. Как играли монгольские дети в юртах, я не знаю; игрушек, в нашем понимании, я у них не видел. На случай, когда в маршруте юрт и детей было слишком много, в рюкзаке лежали ещё надувные воздушные шарики. Реакция детей и взрослых была различной, но чаще сдержанной. Вероятно, они просто никогда не видели подобных предметов и не воспринимали их по предназначению. Однако, надеюсь, что шикарная «Катя» с закрывающимися глазами и лишь чуть оторванными с одного края золотыми волосами, полученная девочкой из далёкой бедной юрты, оставит в её жизни яркий след. Да и другие игрушки тоже. Бывали и курьёзные случаи. Пришедшим в наш лагерь маме с дочкой-подростком пришлось дарить последнюю игрушку - детский рояль. Рояль был без ножек, но имел полную гамму клавиш, и я мог запросто сыграть на нём «чижик – пыжик». Гостям показали, как пользоваться инструментом и напоили чаем с конфетами. Они сели в сторонке с непроницаемыми лицами, а мы занялись своими делами. Через полчаса Тамара ткнула меня в бок и показала на гостей. И мать, и дочь, раскрасневшись и забыв о сдержанности, наперебой тыкали пальцами в клавиатуру. Дай им бог достичь высокого исполнительского мастерства.

Важнейшим элементом монгольской экзотики является ламаизм. По словам монгольских геологов, в 20-х годах в стране было около 150 тысяч лам при населении чуть больше одного миллиона. И хотя монгольские ламы не были тунеядцами - сами пасли стада и вели своё хозяйство, при таком их количестве думать о значительном увеличении населения и быстром продвижении по «пути социализма» не приходилось. Ведь буддийские монахи дают обет безбрачия. Вопрос этот, как и другие проблемы во времена Сухэ-Батора, решили с коммунистической быстротой. Спровоцировав (или придумав) локальное антиправительственное выступление монахов, что само по себе мало правдоподобно, поскольку буддисты проповедуют непротивление злу и принцип «ни убий», объявили о широком заговоре лам и разогнали все монастыри. Верхушку монахов ликвидировали, а рядовых отправили пасти скот. Во время моей работы в Монголии единственный действующий буддийский монастырь с комплексом храмов располагался в Улан-Баторе. В него, а также в музей – бывшую резиденцию Богдо-гэгэна, верховного правителя Монголии, были свезены наиболее ценные предметы ламаистского культаэ Остальные монастыри по всей стране были разрушены.

В музее и монастыре очень много интересного, но об этом, также как о ламаизме вообще, должны писать специалисты. Я же упомяну лишь о трёх впечатлениях, как они мне запомнились, заранее извиняясь за возможные неточности. Во-первых, в музее выставлена юрта, покрытая ста двадцатью шкурами снежного барса - подарок верховному правителю от богатого китайского купца. Во-вторых, меня поразила гигантская маска божества Дхармапала, которая использовалась во время праздничных уличных мистерий на сюжеты Махабхараты. Маска эта сплошь покрыта тысячами полированных бляшек из благородного коралла размером от горошины, до шарика от пинг-понга. В-третьих, в музее имеется отдельный зал, который показывают не всем посетителям. В нём выставлены эротические изваяния Будды из позолоченной бронзы, созданные одним из Богдо-гэгэнов, который сам был скульптором. Насколько я помню, звали его Занабазар, жил он в семнадцатом веке, учился в Индии, где и начал исповедывать буддийский тантризм, или шактизм - учение, которое нирваной, высшей целью каждого верующего, считаете слияние с женщиной (шакти). Скульптор сам был своей моделью, и большинство изваяний являются его автопортретами. Они изображают кульминационный момент полового акта. Будда - мужчина в натуральную величину сидит в канонической позе, скрестив ступни. Нагая женщина непропорционально маленького размера прильнула к нему в экстазе, широко раскинув ноги. Каноническое лицо Будды удивительно передаёт нирвану, наступившую после оргазма. Скульптуры прекрасны, не смотря на свой натурализм. Неясно только, почему женщина-шакти так мала? Чтобы подчеркнуть величие Будды - человека, достигшего нирваны? Или чтобы не закрывать деталей мужской фигуры - главного объекта композиции? Не знаю. Создавал Занабазар и одиночные фигуры. Полюбуйтесь на одну из них и оцените удивительное изящество, которому не мешает даже каноническая поза. Я покидал зал с мыслью, что талантливыми бывают не только нищие художники.

Одна из скульптур Занабазара

Теперь о разрушенных монастырях. В северной Монголии, где монастыри были деревянными, от них, в лучшем случае, осталось несколько квадратного сечения столбов. Чаще же это просто открытое место, заросшее иван-чаем - извечным индикатором покинутого человеческого жилья, да пометка на топокарте – «дацан». Побродив по травяным зарослям, можно обнаружить несколько «рисованных камней» - плоских сланцевых плиток с выбитыми рисунками. Один из таких камней, стоявший в Москве в помещении нашего отряда, по-видимому, изображал буддийскую картину мира. Внизу горы, башни храма и развесистое дерево. Вверху рай - облака, игроки в шахматы, небесные танцовщицы с тонкими талиями и широкими бёдрами. Одна танцует, другая играет на струнном инструменте.

В пустыне Гоби, где монастыри («хурэ») были из камня, плохо обожжённого кирпича и примитивной черепицы, часто сохранились только их стены. В условиях сухого гобийского климата они будут стоять долго. В одном из таких монастырей, где стояла партия Вадима Гольденберга, каратели стащили все предметы внутреннего убранства храмов в одну кучу и взорвали её (наиболее ценные предметы, конечно, вывезли). Для ламаизма характерна множественность изображений Будды, как символ того, что высшего блаженства (превращения в Будду) может достигнуть каждый. На полках храмов стоят сотни почти одинаковых скульптур божества. Большинство из них изготовлено примитивно. В описываемом хурэ монахи лепили канонического Будду, сидящего на цветке лотоса, из смеси песка и глины, затем его обжигали, грунтовали и раскрашивали. Сотни таких фигурок высотой сантиметров 20 не представляли большой ценности и составили основу взорванной кучи. В 1975 году это место представляло собой небольшой плоский холм, поросший полынью. Он весь состоял из фрагментов таких скульптур, реже других канонических предметов. Часто попадались целые головки, реже половинки фигур, а, покопавшись с полчаса, можно было извлечь и целого Бога.

Развалины монастырей и места, где они располагались, в народе продолжают оставаться священными. Там всегда находится «обо» - деревце, пирамида из жердей или каменный тур, где проходящие и проезжающие оставляют монетку, кусочек сахара, спичку или вешают цветную тряпочку. Обо располагаются и на других примечательных местах - на перевалах, вершинах сопок, отдельных скалах и в пещерах. Говорят, что в сороковых и даже пятидесятых годах на обо можно было найти и бронзового Будду - бурхана. Но в шестидесятых, увы, только монетки. Бронзовые бурханы остались только в юртах, реже на виду, чаще спрятанные в сундуках. Одновременно с нами в районе г. Мурэн работали чехословацкие геологи, у которых был врач. Симпатичный доктор Кипикаша изредка лечил своих чехов и словаков, один раз накладывал пластырь на сломанные рёбра Андрея Ильина, но большую часть времени врачевал местных жителей, что в его обязанности не входило. Узнав, что доктор интересуется монгольской экзотикой, благодарные пациенты понесли ему сувениры - бронзовых бурханов. Оказалось, что они есть почти в каждой юрте. Это, впрочем, не удивительно. Традиция множественного изображения Будды явилась причиной того, что последний Богдо-гэгэн перед революцией заказал для Монголии литых бронзовых Будд высотой сантиметров 15. Две партии по 30000, одну в Польше, другую в Китае. Бурханы эти быстро разошлись по монастырям и юртам. Кстати, часть заказа, по-видимому, осела в странах-изготовителях. Я сам видел знакомые мне статуэтки в антикварном магазине в Кракове. Мы познакомились с коллекцией доктора потому, что он не мог вывезти её из страны через таможню и попросил сделать это нас, покидавших МНР без досмотра через Туву. Большинство его бурханов были близнецами из той самой партии, но встречались и старинные, из кованой бронзы. Один, например, сидел на плоской подставке, набитой сухими пахучими травами, и был увенчан съёмным бронзовым шлемом.

Обо

Лично у меня были две интересные находки. Один раз, в скрытой от глаз пещере я обнаружил целый буддийский алтарь с многочисленными напечатанными на бумаге и ткани ламаисткими «иконами» и флагами, бронзовыми «рюмками», в которых зажигают фитилёк, и разнообразными подношениями. К сожалению, алтарь находился в передней освещённой части пещеры, и почти все предметы были попорчены дождями и птицами. Лишь в глубине её, в природной нише я обнаружил необычную деревянную фигурку: голова лошади, а над ней голова человека, как будто всадник анфас. Другой раз, в совершенно безлюдном месте я обнаружил остатки деревянного сруба типа баньки с провалившейся кровлей. Такие кладовочки монголы иногда строят вблизи сезонной стоянки юрт и при перекочёвке оставляют в них сезонную утварь, которая на новом месте не понадобится. Всё содержимое кладовки истлело под дождями, снегами и солнцем, остался лишь чёрный сундук. В нём я обнаружил буддийскую книгу - стопку длинных листков с текстом на санскрите (?), лежащую в деревянном ящичке с бронзовым замочком, замшевый мешочек с крупными странной формы семенами и три чёрных резных доски с рисунками и текстами. На двух были вырезаны традиционные ламаисткие «иконы», а на третьей - спиральная надпись на санскрите(?) окружала двух изящных хвостатых зверьков, похожих на мангустов. Но ведь резных икон у монгол не бывает! Не сделал ли я открытие? Увы, оказалось, что это деревянные формы (клише), с которых печатались «иконы». Моих «знаний» санскрита оказалось недостаточно, чтобы отличить нормальные буквы от зеркально перевёрнутых. Что же за семена были в мешочке, мне не смогли объяснить ни монгольские геологи, ни историк-экскурсовод в уланбаторском музее. Монгольские горы, степи и пустыни по-прежнему полны тайн.