Год назад несколько неожиданный повод – празднование 90-летия Ленинградской области – подарил Москве небольшую, но очень содержательную выставку «Иван Билибин. Процветшее древо». Как говорил Михаил Задорнов, «две комнаты – одна маленькая, а вторая ещё меньше», и в них разместилась сотня экспонатов из собрания Музейного агентства Ленинградской области и его музеев-филиалов: Ивангородского, Новоладожского, музея «Дом станционного смотрителя», музея-усадьбы «Приютино» и предметы из коллекции музея-заповедника «Царицыно». Я теряюсь в догадках, каким образом этой выставке удалось стать самой посещаемой из многочисленных царицынских мероприятий в 2017 г.; я, например, узнала о ней по чистой случайности и успела добраться туда только потому, что выставка длилась почти полгода. И дело стоило того!
Вряд ли я единственная, кто, рассматривая книжки с картинками в известном возрасте, не задумывается о личности художника. Думаю, что и потом размышляют о судьбах и характерах книжных иллюстраторов, прежде всего, те, кто связан с этой темой профессионально, а для большинства из нас эти художники так и остаются детскими сказочниками. Мы выросли из детских книжек, в сказки давно не верим и заняты очень важными и очень взрослыми делами. Вынырнув из потока важных и взрослых дел, я настроилась расслабиться на пару часов, рассматривая прекрасных василис, завистливых гвидонов салтановичей, царевичей-халявщиков в обрамлении мухоморов да райских птиц, но неожиданно погрузилась в мир и крутые повороты судьбы их автора, человека противоречивого и явно мне очень симпатичного.
Разносторонне одарённый и влюбчивый, запойно пьющий, чуть заикающийся, подтянутый и дотошный, обожающий розыгрыши и пари, остроумный и романтичный, щедрый и великодушный, ревнивый и упрямый, труженик и мот, эрудит и библиофил, знаток многих языков, в том числе и древних, изучивший за свою жизнь несколько эпох русской, восточной и европейской цивилизаций, он всё же был баловнем судьбы. Когда-то она привела его на университетский юрфак и познакомила там с другими будущими правоведами, к счастью, несостоявшимися специалистами в этой области: Сергеем Дягилевым, Николаем Рерихом, Александром Бенуа, Игорем Грабарем. Как жаль, что Александр Ульянов выбрал другой факультет! Говорят, он был одарённым человеком; вдруг среди его талантов были и художественные, которые позволили бы ему в дальнейшем пополнить ряды «мирискусников», а не бомбистов…
Потом судьба «случайно» занесла Ивана Яковлевича на Русский север. Позже он, уже активный «мирискусник», командированный этнографическим отделом Музея Александра III, в течении 2-х лет участвовал в археологических экспедициях по Вологодской, Архангельской, Олонецкой и Тверской губерниям, фотографировал, делал зарисовки с деревянных изб и церквей, костюмов, вышивок, утвари, предметов быта, собирал древнерусские иконы, русские лубки, пряничные доски и гравюры для будущего Музея этнографии в Санкт-Петербурге. Помимо многостраничного отчёта со всеми подробностями, включая, конечно, бухгалтерские, результатом этих экспедиций стал цикл статей Билибина «Остатки искусства в русской деревне», «Народное творчество Русского Севера», «Несколько слов о русской одежде в XVI и XVII веках» и собственная немалая коллекция народных костюмов, вышивки и предметов быта, которая потом подпитывала вдохновение художника и путешествовала с ним по миру.
К началу Февральской революции И.А.Билибин – преподаватель с 10-летним стажем Школы Императорского общества поощрения художеств, один из учредителей Общества возрождения художественной Руси, председатель общества «Мир искусства» и академик Санкт-Петербургской Академии художеств. Оформленные им книги растиражированы и узнаваемы не только по иллюстрациям и заставкам-концовкам, но и по обложке, созданной им самим. Иллюстрации к сказкам А.С.Пушкина частично приобретены Русским музеем Александра III и Третьяковской галереей. Кроме прославивших художника сказочных и былинных иллюстраций, Билибиным оформлены театральные декорации, костюмы и афиши (в том числе, для оперы «Золотой петушок» Н.А. Римского-Корсакова), разработаны шрифты, написаны портреты, пейзажи, созданы эскизы росписей для Нижегородского Банка. Он даже успел сутки посидеть в «Крестах» за карикатуру в журнале «Жупел». После Февральской революции по приглашению Временного правительства Иван Яковлевич вошел в состав Особого совещания по делам искусств, а двуглавый орел без короны, которого в 1992 г. Банк России утвердил своей эмблемой, был разработан Билибиным как эскиз нового герба для партии кадетов.
К осени 1917 г. распался уже второй брак. Первая жена (по совместительству – успешный книжный график и театральный художник) забрала двух сыновей в 1914 г. и уехала с ними в Англию, причём развода Ивану Яковлевичу она не дала. Второй женой, как я поняла, гражданской, в течение 2-х лет была урождённая парижанка и внучка ирландского патриота, график, художник по фарфору и бывшая ученица Билибина. Влюблённый в Крым не менее, чем в Русский север, Иван Яковлевич уехал подальше от революционных вихрей, на дачу в Батилимане. Протрезвел и тут же всерьёз и надолго увлёкся очаровательной соседкой по даче. Без взаимности. Потом был бег вслед за отступающей белой армией, объект любви потерян из виду на 2 года и «случайно» снова обретён в Новороссийске. Поскольку пассия с сестрой надеялись перебраться в Константинополь, Билибин вместе с барышнями сел на пароход и оказался, по прихоти всё той же судьбы, в …Каире. В личной жизни ему снова не повезло, зато он влюбился в Египет, в итоге мытарств оказался вновь востребованным художником и не бедствовал. В Египте же он женился в третий раз, как судачил эмигрантский бомонд, «выписал жену по телеграфу». Наконец, вполне удачно и на всю оставшуюся жизнь. Бывшая ученица Рериха и Билибина, приятельница его второй жены, весьма успешная художница, Шурочка Щекатихина-Потоцкая, оставшись молодой вдовой с маленьким сыном в Петрограде, искала учителя, о судьбе которого ходили разные слухи. Билибин получил её письмо в момент запоя и отчаяния, тотчас же отправил ей телеграмму с предложением руки и сердца, которое было принято. Это её сын, когда-то Славчик-«Одуванчик», Мстислав Потоцкий, передал Ивангородскому художественному музею более 300 работ из семейного собрания — наследие матери и отчима, часть из которых экспонировалась в Царицыно.
Потом были Париж и «билибинские среды», иллюстрации к сказкам братьев Гримм, французским народным сказкам и «1001 ночи», оформление 10 спектаклей (наиболее известные – опера «Сказка о царе Салтане» и «Сказание о граде Китеже и деве Февронии» Н. А. Римского-Корсакова, «Князь Игорь» А. П. Бородина, «Борис Годунов» М. П. Мусоргского), возможность получить французское и американское гражданство, эскизы фресок для православной церкви в Праге, многое другое, включая оформление советского посольства в Париже, из-за чего художник едва не был проклят эмигрантским сообществом.
Пока Иван Яковлевич обдумывал возвращение в Россию, пока писал письма и на самом верху решалась его судьба, наступил 1936 г. Билибин с семьёй приехал в Ленинград, и тут опять всё сложилось благополучно: через несколько дней он получил жильё и работу преподавателя во Всероссийской Академии художеств, продолжая работать как иллюстратор и театральный художник, а Александра Васильевна вернулась художницей на ЛФЗ. Уже начавшейся работе над эскизами костюмов и декораций для фильма «Иван Грозный» С. М. Эйзенштейна помешала война. От предложения эвакуации Иван Яковлевич отказался со словами: «Из осаждённой крепости не бегут. Её защищают.» Блокадной ленинградской зимой 1941 г. в «профессорском доте» – подвале Академии художеств, где жили обессилевшие педагоги и студенты, Билибин показывал свои жаркие египетские фотографии, сопровождая их остроумными комментариями и отвлекая слушателей на какое-то время от мыслей о голоде. 7 февраля 1942 г. он умер от истощения там же.
***
Так сложилось, что между 2-мя моими посещениями выставки «Иван Билибин. Процветшее древо», я успела насмотреться шикарных павловопосадских шалей, а затем бросилась в ноги замечательной художницы Альбины Устюговой. Мне показалась интересным попытаться объединить похожие на перегородчатую эмаль билибинсике книжные акварели с традиционными узорами павловопосадских платков и сочинить на основе расписанных Альбиной деревянных бусин коллекцию «сказочных» украшений.
