Для тех, кто любит читать! Русская литература: Истории любви. Часть 15

Приветствую всех!

Сегодня с вами Ольга!

Вот и подошел к концу XIX век. Постепенно мы с вами переходим к более современным писателям. Но начну я с тех, кто жил на рубеже веков.

Как я уже говорила, не ждите от меня биографий писателей. Я буду говорить только о произведениях. И только о тех, которые мне понравились или просто заинтересовали.

Бунин Иван Алексеевич

(1870 – 1953)

Бунина нужно не просто читать. Его рассказы следует пропускать через свое сердце. Снова и снова перечитывать, отыскивая новые и новые ощущения. И только тогда Бунина начинаешь понимать и любить.

Рассказы Бунина глубоко философские, пронзительно-грустные, порой – безысходные. И в то же время, в них есть надежда. Она еле заметна, она проскальзывает, как тонкий лучик солнца сквозь мрачные тучи. Но все-таки она есть!

Главные темы рассказов Бунина – любовь и смерть, одиночество, обреченность и бренность человеческой жизни.

Следует отметить, что чувство любви для Бунина является выражением не сбывающихся надежд, общей трагедии жизни. Но, вместе с тем, любовь – причем любовь земная, телесная, человеческая, – может быть, единственное возмещение всех недостач, всей неполноты, обманчивости и горечи жизни. Но любовь у Бунина чаще всего непосредственно смыкается со смертью и даже как бы одухотворена ее близостью в своей краткости и обреченности. Любовные сюжеты у Бунина чаще всего разрешаются глубокой душевной трагедией или смертью.

Темы любви, смерти, одиночества и обреченности поднимает Бунин в одном из моих любимых рассказов «Сны Чанга». Необычен рассказ тем, что все эти «вечные» темы раскрываются через образ старой собаки – Чанга. Размышления о смысле жизни предстают перед читателем в снах-воспоминаниях старого «пьяницы Чанга».

«Некогда Чанг узнал мир и капитана, своего хозяина, с которым соединилось его земное существование. И прошло с тех пор целых шесть лет, протекло, как песок в корабельных песочных часах».

Образ капитана и его жизнь Бунин рисует через восприятие Чанга. Тоскливо, медленно, отрывочно, на одной ноте звучит повествование. «Вот опять была ночь – сон или действительность? – и опять наступает утро – действительность или сон?» В жизни старого Чанга все смешалось: действительность больше похожа на сон – мрачная и пустая, однообразная до тошноты, а сны – яркие воспоминания – в них больше жизни.

Любовь капитана и Чанга наполнена глубоким смыслом. Бунин словно говорит: вот он – вечное, не способное предать, ведущее нас по жизни и идущее рядом. Человек в этом жестоком, безнравственном мире не способен любить и жалеть. И, наверно, поэтому тайна бытия, оставшаяся сокрытой для капитана, открывается Чангу: «Есть только одна правда на свете, и если бы ты знал, какая это чудесная правда!» Эта правда – большое любящее сердце. И неважно, кому оно принадлежит: человеку или собаке. Этой правдой живет мир. Она спасает насквозь прогнивший современный мир от гибели, а несчастных покинутых всеми людей – от одиночества. В правде этой величайший смысл жизни, разгадка всех тайн.

Загляните в глаза собаки, посмотрите, какой любовью наполнены они, и вы узнаете единственную правду жизни, сокрытую от человека.

Очень печальный рассказ… Тема любви и счастья переходит в конце рассказа в тему смерти. Тема одиночества проходит через весь рассказ.

Трагическую тональность обретает тема любви в рассказе «Легкое дыхание». В центре рассказа – образ Оли Мещерской, очаровательный и трагический. «Девочкой она ничем не выделялась в толпе коричневых гимназических платьиц: что можно было сказать о ней, кроме того, что она из числа хорошеньких, богатых и счастливых девочек, что она способна, но шаловлива и очень беспечна к тем наставлениям, которые ей делает классная дама?» – пишет Бунин. Оля растет, взрослеет и вот в «пятнадцать она слыла уже красавицей». Свободная от всяческих условностей, смелая до дерзости, полная жизненной силы девушка выделяется из толпы сверстниц.

Оля Мещерская, поднявшись над подругами, причем без всяких усилий со своей стороны, невольно вызывает зависть подруг, ее поведение раздражает всех окружающих: слишком уж свободна и открыта эта девушка. «Оля Мещерская казалась самой беззаботной, самой счастливой». Бунин постепенно подводит читателя к той глубине, к трагедии, которая происходит в душе Оли Мещерской. На поверхности – беззаботная и веселая, в глубине – боль и тоска.

Огромный смысл вкладывает Бунин в название – «Легкое дыхание». «Такая наивность и легкость во всем, и в дерзости, и в смерти, и есть «легкое дыхание», недуманье…».

Трагическая развязка не является неожиданностью. Она закономерна. Слишком уж хороша Оля Мещерская, слишком выделяется она, слишком свободна и горда, чтобы смириться с мерзостью и подлостью.

Бунин заканчивает рассказ на грустной ноте: «Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре».

Русская литература всегда отличалась необыкновенной целомудренностью. Любовь в представлении русского писателя – чувство в первую очередь духовное. Но Бунин в рассказе «Солнечный удар» принципиально переосмысливает эту традицию. Для него чувство, внезапно возникшее между случайными попутчиками на пароходе, оказывается столь же бесценным, как и любовь. Причем именно любовь и есть это пьянящее, самозабвенное, внезапно возникающее чувство, вызывающее ассоциацию с солнечным ударом. «Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше, – говорит она. – На меня точно затмение нашло… Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара…».

Трактовка Буниным темы любви связана с его представлением об Эросе как могучей стихийной силе – основной фазе проявления космической жизни. Она трагедийна в своей основе, так как переворачивает человека, резко меняет течение его жизни. Многое в этом отношении сближает Бунина с Тютчевым.

В любви герои Бунина подняты над временем, обстановкой, обстоятельствами. Он не называет ни имен, ни возраста героев. Читатель знает только то, что он – поручик, что у него «обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз». А она отдыхала в Анапе и теперь едет к мужу и трехлетней дочери, у нее «простой прелестный смех», «маленькая и сильная» рука, пахнущая загаром, и вообще «все было прелестно в этой маленькой женщине», одетой в легкое холстиновое платье.

Можно сказать, что весь рассказ посвящен описанию переживания поручика, потерявшего свою случайную возлюбленную. «… мысль о том, что она так и будет жить… своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его. Вспоминая их случайную, такую мимолетную встречу, а он уже никогда не увидит ее, мысль эта изумила и поразила его. Нет, этого не может быть! Это было бы слишком дико, неестественно, неправдоподобно! – И он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас, отчаяние».

Рассказы Бунина о любви – это повествование о ее загадочной, ускользающей природе, о тайне женской души, которая томится жаждой любить, но никогда не полюбит. Исход любви, по Бунину, всегда трагичен.

Сюжет рассказа «Натали» прост. Молодой человек, студент, приезжает на каникулы с мыслью, «что настало и для меня время быть, как все, нарушить свою чистоту, искать любви без романтики». В поисках «любовных встреч» он ездит по соседним имениям и наконец попадает в имение дяди по матери, «отставного и давно овдовевшего улана Черкасова, отца единственной дочери» Сони.

Но мечтам о «любви без романтики» не суждено сбыться. Молодой человек вместо этого встречается с Натали, которая становится любовью всей его жизни.

«Разве бывает несчастная любовь?» – говорит Натали. Бунин в рассказе утверждает: нет, не бывает несчастной любви. Любовь, по Бунину, – это единственное возмещение всех недостач, всей неполноты, обманчивости и горечи жизни. Для Бунина жизнь и любовь – неразделимы. Без любви человек гибнет, как едва не погиб герой рассказа.

Но любовь у Бунина чаще всего непосредственно смыкается со смертью и одухотворена именно этим. Бунин боится опошлить высокое чувство будничной реальностью. Поэтому любовные сюжеты у Бунина чаще всего разрешаются смертью.

«В декабре она умерла на Женевском озере в преждевременных родах»…

Еще один рассказ, который я очень люблю – «Прекраснейшая Солнца». Тема любви в наивысшем ее проявлении представлена Буниным в этом рассказе. По существу, это – не рассказ, это торжественный гимн любви. И в этом гимне звучат неизменные мотивы бунинской поэзии – смерть и любовь, слитые воедино.

Бунину удалось в этом рассказе найти сочетание прекрасного и вечного, обрести желанную непреходящесть, укрепиться в чувстве вселенского, всевременного единства жизни, слиться с этим единством, раствориться в смене бесконечной гряды веков. Он протягивает прочную нить из далекого 1327 года в современность, из прошлого в настоящее.

Это – рассказ о любви Франческо Петрарки к Лауре, которая становится для Бунина тем идеалом, который невозможно ни разрушить, ни опошлить. «… Он встретил на пути своей юной жизни донну Лауру и полюбил Ее великой любовью, приобщившей Ее к лику Беатриче и славнейших женщин мира…». Франческо сделал имя Лауры бессмертным, как Лаура обессмертила имя Петрарки. Стихотворения, посвященные ей, отражают чувственность и страстную муку поэта, в них нет вежливой любовной риторики, они наполнены подлинным чувством.

Бунину представляется пошлым развитие любви в браке, в семье. Поэтому любовь Петрарки к Лауре для Бунина не просто чувство, пусть и возвышенное, любовь эта для него является кульминацией всех человеческих чувств, «сочетаньем прекрасного и великого». И то, что ее не опошлили, не превратили в будничную реальность, то, что любовь свою Франческо пронес по жизни, не запятнав ничем, для художника чрезвычайно важно, как доказательство существования одухотворенной чистой любви. «Двадцать один год он славил земной образ Лауры; еще четверть века – ее образ загробный. Он сосчитал, что за всю жизнь видел ее, в общем, меньше года; но и то все на людях и всегда «облаченную в высшую строгость»…».

Петрарка прожил долгую жизнь, полную мыслей и забот, творческих взлетов и падений. Он был привязан ко всему земному, а дух уносил его в иные, высшие, сферы. И всю свою жизнь он «был одержим той беспримерной любовью, что сделала его имя бессмертным».

Хочется рассказать и о других рассказах Бунина, но, я думаю, что будет лучше, если вы сами их прочитаете или перечитаете, если уже читали. А я закончу рассказом «Молодость и старость», мимо которого просто не могу пройти, потому что небольшой по объему рассказ наполнен глубоким философским смыслом.

Наблюдая за пассажирами на пароходе, автор обратил внимание на старика-курда, «большого и широкого в кости, в белом курнее и в серой черкеске, крепко подпоясанной по тонкой талии ремнем с серебряным набором». На вопрос автора: «Куда же плывешь?» старик отвечает «скромно, но гордо: «В Стамбул, господин. К самому падишаху. Самому падишаху везу благодарность, подарок: семь нагаек. Семь сыновей взял у меня на войну падишах, всех сколько было. И все на войне убиты. Семь раз падишах меня прославил».

Стоявший рядом «молодой полнеющий красавец и франт» – керченский грек «с небрежным сожалением» произносит: «… Такой старый и один остался!» Старик с усмешкой отвечает ему: «Какой глупый… Вот ты будешь старый, а я не старый и никогда не буду. Про обезьяну знаешь?..»

И старик рассказывает легенду о сотворении человека и животных. По этой легенде, «бог сотворил человека и сказал человеку: будешь ты, человек, жить тридцать лет на свете, – хорошо будешь жить, радоваться будешь, думать будешь, что все на свете только для тебя одного бог сотворил и сделал». Мало показалось человеку тридцати отпущенных ему богом лет. И вот когда «бог сотворил ишака и сказал ишаку: будешь ты таскать бурдюки и вьюки, будут на тебе ездить люди и будут тебя бить по голове палкой», ишак отказался от своего срока и попросил всего лишь пятнадцать лет, а человек выпросил у бога добавочные пятнадцать лет.

Потом бог сотворил собаку, и она тоже взяла лишь пятнадцать лет, потому что «сказал бог собаке, будешь жить всегда злая, будешь сторожить хозяйское богатство, не верить никому чужому, брехать будешь на прохожих, не спать по ночам от беспокойства». Человек снова выпросил себе пятнадцать лет.

И обезьяна отказалась от тридцати лет, потому что не захотела так долго жить, имея безобразный облик. «И человек выпросил себе и эту половину.

Человек свои собственные тридцать лет прожил по-человечьи, – ел, пил, на войне бился, танцевал на свадьбах, любил молодых баб и девок. А пятнадцать ослиных работал, наживал богатство. А пятнадцать собачьих берег свое богатство, все брехал и злился, не спал ночи. А потом стал такой гадкий, старый, как та обезьяна. И все головами качали и на его старость смеялись.

– Вот все это и с тобой будет, – насмешливо сказал старик красавцу, катая в зубах мундштук кальяна.

– А с тобой отчего ж этого нету? – спросил красавец.

– Со мной нету.

– Почему же такое?

– Таких, как я, мало, – сказал старик твердо. – Не был я ишаком, не был собакой, – за что ж мне быть обезьяной? За что мне быть старым?

Не стареет душа у человека, который живет полной жизнью. Ни страдания, ни горе, ни потери и разочарования не могут сделать человека «обезьяной». Лишь жажда наживы, погоня за богатством, страх потерять все то, что нажил за долгие годы, приводят к духовной нищете, а значит, – к старости.

«Живи по-человечьи, – говорит Бунин, – и старость не коснется твоей души. До самой смерти душа твоя будет молодой и прекрасной». В этом заключается великая правда жизни.

Андреев Леонид Николаевич

(1871 – 1919)

Рассказы Андреева я не просто люблю – они вызывают у меня целую бурю чувств и эмоций. Пронизанные болью, они взрывают душу, проникают в сердце и остаются там незаживающей раной.

Один из самых любимых мной рассказов – «Кусака». Этот рассказ просто пронзает болью, которая долго не может успокоиться и терзает, разрывает, жжет душу. Вновь и вновь задаешь вопрос: почему в мире так много бессердечных, жестоких людей? Почему?..

В письме к К.И. Чуковскому, написанном до 19 июля 1902 года, Андреев подчеркивал: «Мне не важно, кто «он» – герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина. Мне важно только одно: что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни. Более того: в рассказе «Кусака» героем является собака, ибо все живое имеет одну и ту же душу, все живое страдает одними страданиями и в великом безличии и равенстве сливается воедино перед грозными силами жизни».

Собака-изгой, собака-отверженная, выкинутая из жизни, «она никому не принадлежала; у нее не было собственного имени, и никто не мог бы сказать, где находилась она во всю долгую морозную зиму и чем кормилась. От теплых изб ее отгоняли дворовые собаки, такие же голодные, как и она, но гордые и сильные своею принадлежностью к дому; когда, гонимая голодом или инстинктивною потребностью в общении, она показывалась на улице – ребята бросали в нее камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистели. Не помня себя от страха, переметываясь со стороны на сторону, натыкаясь на загорожи и людей, она мчалась на край поселка и пряталась в глубине большого сада, в одном ей известном месте. Там она зализывала ушибы и раны и в одиночестве копила страх и злобу».

В рассказе звучит тема жестокости, страшной в своей бессмысленности. Спросите людей, которые гнали, обижали, пугали, били собаку, зачем они это делали, и никто из них не сможет ответить на этот вопрос. Нет ответа на этот вопрос, потому что руководила ими в этом случае не потребность в защите, не какая-либо необходимость, а просто равнодушная жестокость, порожденная той жизнью, в которой они, люди эти, жили.

Собака перестала доверять людям. Она боялась и ненавидела даже тех людей, «которые хотели ее приласкать, и, поджав хвост, убегала, а иногда со злобою набрасывалась на них и пыталась укусить, пока камнями и палкой не удавалось отогнать ее». Одинокая и несчастная собака озлоблялась все больше и больше. В ее душе не осталось места для любви, лишь страх и ненависть ощущала она.

Но вот случилось неожиданное, перевернувшее всю жизнь собаки, событие. На дачу, где она скрывалась от всех, приехали люди и приласкали ее. «И, когда все наперебой стали ласкать ее, она долго еще вздрагивала при каждом прикосновении ласкающей руки, и ей больно было от непривычной ласки, словно от удара».

Не сразу поверила собака людям. Медленно оттаивала ее озлобленная, одинокая душа. Люди дали ей имя – Кусака, и собака была счастлива от своей принадлежности кому-то. «Всею своею собачьей душою расцвела Кусака. У нее было имя, на которое она стремглав неслась из зеленой глубины сада; она принадлежала людям и могла им служить. Разве недостаточно этого для счастья собаки?»

Кусака легче привыкла к побоям и жестокости, чем к ласке. «Страх не совсем еще выпарился огнем ласк из ее сердца, при их приближении она терялась и ждала побоев. И долго еще всякая ласка казалась ей неожиданностью, чудом, которого она не могла понять и на которое она не могла ответить. Она не умела ласкаться».

В этих простых словах заключен глубокий и страшный смысл. Каково же общество, каковы же люди, живущие в нем, если маленькое беззащитное существо воспринимает ласку как чудо?! Страшное общество, жестокое и безжалостное.

Безнадежностью, какой-то обреченностью наполнен финал рассказа. Лето закончилось. Люди уехали. Кусака, поверившая в любовь, принявшая людей, оттаявшая душой, столкнулась с предательством. Люди ее предали. Приласкали, поиграли в доброту, пожалели, потому что это для них было легко, ни к чему их не обязывало, а потом бросили ее, не задумываясь над тем, как же теперь, после ласки и любви, сможет жить несчастная собака. Они даже забыли попрощаться с ней. Кусаку снова выкинули из жизни.

Тоска охватила собаку. Она вернулась на дачу, где уже не было людей и «жалобно и громко завыла. Звенящий, острой, как отчаяние, нотой ворвался этот вой в монотонный, угрюмо покорный шум дождя, прорезал тьму и, замирая, понесся над темным и обнаженным полем.

Собака выла – ровно, настойчиво и безнадежно спокойно…».

Страшный по своей силе и откровенности рассказ «Бездна» потрясает до самой глубины души.

После того как рассказ «Бездна» был опубликован, вокруг него поднялся шум, приобретший значение литературно-общественного скандала. Все это заставило Андреева выступить в печати с объяснением его намерений и идейного замысла произведения. «Можно быть идеалистом, – писал он, – верить в человека и конечное торжество добра и с полным отрицанием относится к тому современному двуногому существу без перьев, которое овладело только внешними формами культуры, а по существу в значительной доле своих инстинктов и побуждений осталось животным… Чтобы идти вперед, чаще оглядывайтесь назад, ибо иначе вы забудет, откуда вы вышли и куда нужно вам идти… Пусть ваша любовь будет так же чиста, как и ваши речи о ней, перестаньте травить человека и немилосердно травите зверя. Путь впереди намечен людьми-героями. По их следам, орошенным их мученической кровью, их слезами, их потом, должны идти люди – и тогда не страшен будет зверь. Ведь все звери боятся света».

Главная мысль рассказа заключается в словах Андреева: «Все мы – звери и даже хуже, чем звери, потому что те, по крайней мере, искренни и просты, а мы вечно хотим и себя и еще кого-то обмануть, что все звериное нам чуждо. Мы хуже, чем звери… мы подлые звери».

В каждом человеке таятся темные силы, бездна, вызывающая ужас. Зачатки бездны, по Андрееву, существуют не только в простых душах, но, в еще большей степени, в раздвоенных интеллигентских душах, «и с внутренней точки зрения безразлично, проявятся ли они реально или нет».

В герое рассказа студенте Немовецком «Зверь» просыпается под влиянием событий, которые потрясли его и, тем самым, дали выход «Зверю». Чистая и прекрасная любовь уничтожена бессилием перед жестокостью. И в образовавшуюся пустоту ворвался пробудившийся «Зверь» – безжалостный и безумный, повергающий человека в темную бездну.

Андреев построил рассказ таким образом, что читатель может проследить постепенный путь героя к бездне.

1. «Зверь» еще спит.

«Зверь» еще спит, но он уже шевелится во сне. Появляются первые, слабые еще, симптомы просыпающегося зверя. «Зверь» еще спит, и герой не хочет, чтобы «зверь» просыпался, он боится пробуждения «зверя», потому что чувствует его присутствие в себе.

1. «Зверь» просыпается.

«Свет погас, тени умерли, и все кругом стало бледным, немым и безжизненным. Оттуда, где раньше сверкало раскаленное солнце, бесшумно ползли вверх темные груды облаков и шаг за шагом пожирали светло-голубое пространство. Тучи клубились, сталкивались, медленно и тяжко меняли очертания разбуженных чудовищ и неохотно подвигались вперед, точно их самих, против их воли, гнала какая-то неумолимая, страшная сила. Оторвавшись от других, одиноко металось светлое волокнистое облачко, слабое и испуганное».

Светлое и радостное исчезло. Природа как будто старается приблизить пробуждение «Зверя» страшное и неумолимое окутывает героев со всех сторон.

И – «Зверь» просыпается. Его пробуждение уже невозможно остановить. Герой еще слабо борется, еще находит в себе силы сдерживать «Зверя», но «Зверь» хочет выйти, а герой в глубине души не хочет его сдерживать. Лишь привычка, оставшиеся обрывки морали, какие-то лохмотья нравственности удерживают его на грани.

3. «Зверь» проснулся.

«Зверь» проснулся. Именно «проснулся», потому что он всегда был в душе молодого человека, он просто до поры до времени ждал, затаившись, своего момента. Кто знает, не случись этой трагедии, проснулся бы когда-нибудь «Зверь» или так и спал бы, изредка порыкивая из тьмы…

«На один миг сверкающий огненный ужас озарил его мысли, открыв перед ним черную бездну.

И бездна поглотила его».

Каждый человек несет в себе «Зверя», порой даже не подозревая об этом. Каждый человек хоть однажды в жизни борется со своим «Зверем». Кто-то побеждает, а кого-то поглощает черная бездна, из которой и приходит «подлый Зверь».

«Жизнь Василия Фивейского» – это повествование о трагической судьбе деревенского священника, «человека-догмата», «фанатика веры». В «Жизни Василия Фивейского» Андреев задумал «расшатать» веру. «Я убежден, – писал он в письме к критику М. Неведомскому, – что не философствующий, не богословствующий, а искренне, горячо верующий человек не может представить Бога иначе, как бога-любовь, бога-справедливость, мудрость, чудо. Если не в этой жизни, так в той, обещанной, Бог должен дать ответы на коренные вопросы о справедливости и смысле. Если самому «смиренному», наисмиреннейшему, принявшему жизнь, как она есть, и благословившему Бога, доказать, что на том свете будет, как здесь: урядники, война, несправедливость, безвинные слезы, – он откажется от Бога. Уверенность, что где-нибудь да должна быть справедливость и совершенное знание о смысле жизни – вот та утроба, которая ежедневно рождает нового Бога. И каждая церковь на земле – это оскорбление неба, свидетельство о страшной неиссякаемой силе земли и безнадежном бессилии неба».

Без сомнений верит в Бога и принимает его волю священник Василий Фивейский, вопреки бедам, павшим на него, как на библейского Иова: гибель сына, рождение второго сына-урода, пьянство и смерть жены.

Но не смирение перед незаслуженным страданием, а наоборот – чудовищная гордыня дает отцу Василию силы пережить преследовавшие его несчастья. Каждая служба в церкви, как и вся жизнь, представляется ему казнью, «где палачами являются все: и бесстрастное небо, и оторопелый, бессмысленно хохочущий народ, и собственная беспощадная мысль».

В минуты отчаяния отец Василий обращается к Богу, но крик его звучит как вызов: «Я – верю!» В этом возгласе сливаются воедино надежда и сомнение, гордость и смирение, вызов и предостережение.

Автор позволяет отцу Василию подняться на самую вершину страдания и самоотречения, откуда ему открывается «непостижимый мир чудесного, мир любви, мир кроткой жалости и прекрасной жертвы». Но не легок путь о. Василия к этому открытию. Он слышит, как «все осуждали жизнь, но никто не хотел умирать, и все чего-то ждали, напряженно и страстно, и не было начала ожиданию, и не было конца ожиданию, и казалось, что от самого первого человека идет оно. Прошло оно через все умы и сердца, уже исчезнувшие из мира и еще живые, и от того стало оно таким повелительным и могучим. И горьким оно стало, ибо впитало в себя всю печаль несбывшихся надежд, всю горечь обманутой веры, всю пламенную тоску беспредельного одиночества». Для Андреева главной и самой суровой правдой было одиночество человека перед небом и другими людьми, – одиночество, на которое каждый обречен с момента своего рождения. И отец Василий, теряясь в чужом и своем одиночестве, «сам начинал чего-то ждать – ждать нетерпеливо, ждать грозно». Не смирение, не терпимость, а грозное ожидание, вызов, который он осмелился бросить Богу.

Олицетворением абсурда, некоей злой преднамеренности самой жизни, безнравственности вселенского хаоса в рассказе становится образ идиота – сына отца Василия, «в безумии зачатого, безумным появившегося на свет». «… Над всеми мыслями и жизнью их господствовал страшный образ идиота». «Чудовищный мир безумия» окружает отца Василия, и над этим миром раздается «странно-пустой», страшный смех идиота. «Полуребенок, полузверь» символизирует в рассказе силу фатума, управляющую человеком.

Идея рассказа заключена в роковой предопределенности жизни человека и человечества. Отсюда мрачный, беспросветный пессимизм повести. Можно ли устроить жизнь на разумных основах добра и справедливости, когда за каждым из нас из мрачной пустоты следит «зловещая маска» идиота? Можно, если своими силами добиваться правды на земле, не уповая на божью помощь. Именно так воспринимался современниками рассказ Андреева.

«Рассказ о семи повешенных» был написан в пору расправы с революционерами (1908 г.). Однако внимание писателя концентрируется здесь на «общих» переживаниях приговоренных к смерти, когда они проходят через этапы мученичества: судилище, пребывание в камере, последнее свидание с близкими, казнь. Все конкретное, социальное убрано, остались лишь мучительные ощущения семерых людей вблизи неумолимо надвигающейся смерти.

Человек и смерть – такова философская проблема, которую ставит Андреев в «Рассказе».

Семь человек ожидают смерти. Каждый из них ожидает смерть по-своему, и автор как бы представляет семь различных вариантов одной и той же смерти.

Из семерых приговоренных к смерти только пятеро – революционеры, двое – уголовные преступники, убийцы. Но и их Андреев тоже рассматривает с точки зрения психологической, философской: они тоже ожидают смерти, и автора интересуют их переживания, а не совершенные ими преступления.

И на суде, и в камере, в ожидании смерти все приговоренные ведут себя по-разному. Особенно характерно в этом отношении ожидание казни. Именно в эти моменты, когда человек остается один на один со смертью, раскрывается его душа, все тайное, скрытое до поры до времени выходит наружу.

Шаг за шагом автор ведет семерых к моменту казни. Постепенно все пустое, ненужное, мелкое, все, что осталось от их прежней жизни, рассыпается и отбрасывается. Остается только оголенная душа, ожидающая смерти.

К месту казни каждый из них пошел так, как ожидал ее. А после казни над морем взошло солнце. «И так же мягок и пахуч весенний снег, и так же свеж и крепок весенний воздух. И чернела в снегу потерянная Сергеем мокрая, стоптанная калоша». Все было, как всегда, только в страшных ящиках «плыли трупы назад, по той ж дороге, по которой сами, живые, пришли сюда».

Казнью, убийством живых людей, страшным и жестоким в своей бессмысленности, «люди приветствовали восходящее солнце».

Самый мой любимы рассказ Андреева – «Иуда Искариот».

Рассказ построен на переосмыслении легенды о предательстве Иудой своего Учителя. Порой кажется, что Андреев сознательно запутывает читателя, представляя Иуду то отвратительным и гнусным циником, то гордым, смелым и лучшим из учеников. Но стоит вглядеться поглубже, становится понятно то, что Андреев увидел в образе Иуды. В нем, в Иуде все «слишком»: он слишком умен, слишком проницателен, слишком любит Христа. Такой человек не может не замечать людской глупости, лжи, лицемерия, трусости. И Иуда замечает, поэтому он и презирает остальных учеников Христа, презирает людей, которые не верят Учителю, не видят в нем того, что видит Иуда. Люди отвергают Христа, сначала принимая его. Но принимая ли, отвергая, они не понимают его. Потому-то Иуда ненавидит людей. И жалеет Христа. Жалеет и злится на него за его слепоту, за его всепрощение.

Иуда – борец, единственный среди всех, кто окружает Христа способный на бунт. Он – свободен. В душе его живет искренняя, огромная любовь и вера в Учителя.

Андреев сознательно не идеализирует Иуду. Он показывает его безобразие, его двуличность. Сильный, он притворяется хилым и болезненным, и голос у него переменчивый.

Глядя на этого «рыжего и безобразного иудея» все говорили: «Такой человек не может принести добра». Не потому ли так легко все поверили в предательство Иуды, что был он безобразен? Не потому ли гнали его, и смеялись над ним, и ненавидели его, и «не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово», что сам Иуда смеялся над ними, видя их беспросветную глупость, и ненавидя их, видя их неискреннюю, лживую любовь к Учителю?

Да и за что могли любить Иуду те, кто окружал Христа? Ведь именно Иуда откровенно и порой цинично обличал человеческую (и их, учеников) лживость. Они, ученики, считали себя хорошими людьми, а Иуда с усмешкой говорил, что «хорошими людьми, по его мнению, называются те, которые умеют скрывать свои дела и мысли; но если такого человека обнять, приласкать и выспросить хорошенько, то из него потечет, как гной из проколотой раны, всякая неправда, мерзость и ложь». Проницательным взглядом Иуда проникает в душу каждого из учеников и видит то, что сокрыто в глубине. Он видит, как ученики, слепо подчиняясь Иисусу, преклоняясь перед ним, обманывают его. Нет в них любви к Христу, нет веры в него, все это – лишь показное, внешнее. И двуличность учеников видит Иуда.

Характерно, что слова Иуды не расходятся с делом. Он говорит о своей любви к Иисусу, говорит едко, «со странною злобою», «отрывисто и резко», и он бросается на толпу, враждебно встретившую Иисуса. «Иуда яростно и слепо бросался на толпу, грозил, кричал, умолял и лгал, и тем дал время и возможность уйти Иисусу и ученикам. Разительно проворный, как будто он бегал на десятке ног, смешной и страшный в своей ярости и мольбах, он бешено метался перед толпою и очаровывал ее какой-то странной силой».

Его упрекают в том, что, спасая Христа, он солгал. Иуда спокоен, потому что убежден в своей правоте. «Я им дал то, что они просили, а они мне вернули то, что мне нужно, – говорит он Фоме. – И что такое ложь, мой умный Фома? Разве не большей ложью была бы смерть Иисуса?»

Иуда любит Христа, и ему он нужен. Потому-то он с гневом кричит: «А вам он не нужен, нет? И правда не нужен?» Но ученики не понимают Иуду. Слишком приземленные, слишком покорные, они не воспринимают гордый бунт Иуды. На вопрос: «Фома! Хотелось ли тебе когда-нибудь взять землю и поднять ее? И, может быть, бросить потом» Фома рассудительно отвечает: «Это невозможно». Да, для Фомы, для других учеников это невозможно. Иуда считает, что «возможно… И мы ее поднимем когда-нибудь, когда ты будешь спать, глупый Фома». Гордая, бунтующая, пылающая душа Иуды способна на подвиг. Он сравнивает Иисуса с ветром, а его учеников – с сором, который поднимает сильный ветер. «И глупые люди смотрят на сор и говорят: вот ветер! А это только сор, мой добрый Фома, ослиный помет, растоптанный ногами. Вот встретил он стену и тихо лег у подножия ее, а ветер летит дальше, ветер летит дальше…». И если Иисус – ветер, то Иуда – тоже ветер, стремительный, буйный, разрушительный, но свободный и гордый в своем полете.

Иуда страдает от того, что Иисус не любит его. А Христос, действительно, странно относится к Иуде. Он словно бы не замечает лживости своих учеников, их трусливости и двуличия. Как будто нравилось Иисусу их рабское поклонение, их смирение, и то, что они ловят каждое его слово, подчиняются беспрекословно его воле. «Я знаю: он боится Иуды!.. – в гневе выкрикивает Искариот. – Он любит глупых, предателей, лжецов…».и отчаяние охватывает Иуду, потому что он уже знает, что погибнет Иисус, «и вместе с ним погибнет и Иуда».

Иуда сознает, что Иисус как идеал не будет понят человечеством. Иуда хочет, чтобы люди уверовали в Христа, но для этого толпе нужно чудо – воскресение после мученической смерти. В трактовке Андреева, предавая и принимая на себя имя предателя, Иуда спасает дело Христа. Тяжело дается Иуде это предательство, так как слишком велика в нем любовь к Иисусу. «Одною рукой предавая Иисуса, другой рукой Иуда старательно искал расстроить свои собственные планы». Он надеется, что вдруг поймут люди, кто перед ними, и не надо тогда будет мучений и смерти для Христа. «Нужно беречь Иисуса! – убеждает он учеников. – Нужно заступиться за Иисуса, когда придет то время». Но ученики слишком пассивны, трусливы и не хотят защищать Христа даже тогда, когда приходит время.

Страшная тяжесть лежит на душе у Иуды. А когда Иисуса, беззащитного и одинокого, схватили солдаты, лишь Иуда остался рядом с ним до конца. Подлинной любовью оказывается предательство; любовь к Христу других апостолов – изменой и ложью.

Когда «высоко над теменем земли» подняли «на кресте любовью распятую любовь», «осуществился ужас и мечты» Иуды. «Теперь все время принадлежит ему, и идет он неторопливо; теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твердо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок».

Теперь Иуда не прикидывается хилым и больным, не лжет, не кривляется. Он гордо и смело обличает всех, кто повинен в смерти Христа. Но, как глухи были люди к голосу Христа, так остались они глухи и к голосу Иуды.

Гневно обличает он и учеников-апостолов. «Разве есть прекрасная жертва, что ты говоришь, любимый ученик? – говорит Искариот Иоанну. – Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва – это страдания для одного и позор для всех. Предатели, предатели, что сделали вы с землею? Теперь смотрят на нее сверху и снизу и хохочут, и кричат: посмотрите на эту землю: на ней распяли Иисуса! И плюют на нее – как я!

– Он весь грех людей взял на себя. Его жертва прекрасна! – настаивал Иоанн.

– Нет, вы на себя взяли весь грех, любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов? Слепцы, что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели, вы скоро будете целовать крест, на котором вы распяли Иисуса!»

Болью и мукой полны слова Иуды. Боль и страдание, и ненависть, и справедливый гнев, вызванный слабыми попытками учеников оправдать свою трусость. Христос запретил убивать, он запретил защищать его. «Но разве он запретил вам и умирать? Почему же вы живы, когда он мертв?.. Вы должны были пасть на дороге, за мечи, за руки хватать солдат. Утопить их в море своей крови – умереть, умереть! Пусть бы сам Отец его закричал от ужаса, когда все вы вошли бы туда!» – яростно кричит Иуда. Жалко звучит оправдание Фомы: «… Если бы все умерли, то кто бы рассказал об Иисусе? Кто бы понес людям его учение, если бы умерли все?» С презрением отвечает ему Иуда: «А что такое сама правда в устах предателей? Разве не ложью становится она?»

И насколько слаба вера апостолов в Христа, что никто из них не идет на смерть вслед за Иудой. Вера же Иуды безгранична. Он без тени сомнений идет за Иисусом на смерть. Он умирает со словами: «Так встреть же меня ласково, я очень устал, Иисус».

Этот рассказ я могу перечитывать снова и снова. И каждый раз образ Иуды становится все ближе, а боль все сильнее.

На этой грустной ноте я с вами и попрощаюсь…

Благодарю за внимание!

До скорых встреч!