Каждое утро начиналось с воспоминаний.
Как его кладут в картонную коробку в магазине, закрывают крышку, снаружи слышится шуршание, видимо завязывают ленточку, дальше шаги, шум улицы, голоса, трамвайный перезвон, чириканье воробьев, потом снова гулкие шаги, дверной звонок, скрип открывающейся двери, негромкий разговор и тишина.
Через некоторое время снаружи зашуршало и коробку открыли, быстрые нервные руки взяли его и посадили на окно. Мишка даже ничего не успел рассмотреть, ни чьи это были руки, ни место, где оказался, комнату отсекли от глаз плотные портьеры. И всё, снова тишина, ни радости, ни звонких детских голосов, ни объятий, ни поцелуев, ни-че-го...
И вот теперь изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год перед ним лишь холодное стекло.
— Почему меня посадили на окно? - всё размышлял и размышлял чёрный плюшевый медведь.
Вариантов по большому счёту у него было всего два, либо он не понравился, либо не нравился тот, кто его принёс.
Мишка ничего не знал об этом человеке и даже никогда его не видел, поэтому определиться с ответом на свой же вопрос не мог, все размышлял сидя на подоконнике и смотрел в небо.
Лето сменяла осень, по окнам начинал барабанить дождь, Мишка развлекался тем, что считал на стекле дождинки, потом начинали завывать вьюги, и из щели за спиной очень сильно дуло, вдоль щели образовывалась изморозь, и мишка прилипал к ней плюшем так, что вообще не двинутся, а весной снежные наросты таяли, опилки намокали, и Миша чувствовал недомогание.
Но это всё-таки было лучше, чем летнее испепеляющее солнце, от которого спрятаться он не мог.
Солнце испортило его шикарный блестящий чёрный плюш, он порыжел с той стороны, которая была прижата к стеклу, а на носу солнце выжгло плюш совсем, и он осыпался.
Но два раза в год случался праздник, мыли окна, чуть реже стирали портьеры, и это тоже было развлечением. Мишку убирали с окна и садили на пол около батареи, он с радостью разглядывал пылинки на полу, закатившиеся под батарею карандаши, кусочек бумаги, пуговицу, леденец. А вот комнату разглядеть так и не мог, всю видимость загораживал большой письменный стол, стоящий у окна.
А однажды, когда снимали для стирки портьеры, к его ногам упала металлическая прищепка для шторы, Мишка так обрадовался, ведь у него теперь есть своя игрушка, зажал её в лапу, а позже повесил на бант, который повязали ему ещё в мастерской.
— Но так ведь не может продолжаться всегда? - размышлял Мишка.
Он видел, как во дворе с куклами и похожими на него медведями гуляют дети, обнимают и везде берут с собой, в песочницу, на качели, садят на багажник велосипеда и катают вокруг дома. И он мечтал, пронзительно мечтал о такой же судьбе для себя самого. А ещё мечтал об объятиях, детских, таких, когда одна ребячья рука прижимает тебя к животу, а другая занимается другими важными делами.
— Ведь я не могу здесь сидеть вечно!!! - шёпотом кричал Мишка, чтобы его никто не услышал.
И чудо случилось.
Однажды летом стояла сильная жара, все окна в доме были открыты, а потом вдруг небо нахмурилось, подул ветер, во дворе зашумели и закачались деревья, всё сильнее и страшнее, в доме начался сквозняк, рамы стали хлопать, и тяжёлая портьера, что закрывала от Миши комнату, сначала отодвинулась внутрь, а потом как вздулась парусом и вылетела в окно, утащив за собой и Мишку.
Сколько он летел, не помнит, очнулся на асфальте, голова кружилась. Ветер стих, а на нос ему приземлилась большая дождевая капля.
Мишка и опомнится не успел, как его подхватили руки, он только с радостью почувствовал, что это не те нервные руки, которые посадили его на окно, это были небольшие радостные и уютные детские руки.
— О, Мишка! Ты чего на дороге лежишь, здесь же машины ездят, задавят! Ты, наверное, из чьей-то машины и выпал, бедняга. Побежали скорей домой, а то вымокнешь весь, вон какая туча надвигается! - звонкий мальчишеский голосок всё звенел и звенел рассказывая о чём-то мишке.
А Мишка под шум разразившего дождя и веселую болтовню небольшого человека, тут же ставшего родным, прижатый одной рукой к его тёплому детскому животу, сразу понял, что мечта его вот только что сбылась.