Я обещала сделать статью о душах погибших во Второй Мировой.
Продублирую вступление из первой части заметки, сделанной на День Победы.
За неделю до Дня Победы и всё время до Дня Скорби, 22 июня, ко мне приходят души умерших, рассказывать свои истории, как они погибли на войне, как гибли их семьи, показывают последние часы своей жизни. Им очень важно, чтобы о них знали, помнили, что они были, как страдали, как умерли. Очень важно рассказать другим то, что они поведали, это их успокаивает.
В этом смысле, идея Бессмертный Полк, с фотографиями, воспоминаниями - просто гениальна. С тех пор, как начались такие шествия с фото, духи погибших стали гораздо спокойнее и не требуют такой бешеной мести, как раньше. Они пробуждаются, приходят, видят фото, слышат эти разговоры, парады, и им легче. Не зря в древние времена на похоронах было положено проливать слёзы и рвать на себе одежды, поминать, не забывать. Тогда духи умерших будут поддержкой, а не источником несчастных случаев и болезней потомков.
Расскажу даже не про сон, а про место, ставшее аномальным, из-за плохой смерти многих советскх бойцов, про их неупокоенные души, ставшие вечно голодными, опасными для людей. Фото прикрепила из ближних к описанным мест, ибо сколько я ни пыталась сфоткать это место - батарейка на нуле, выхожу из аномалии - батарейка полный заряд. Так и не сфоткала, не дали.
Стояли мы в лесу палаточным лагерем, на реке Тьма, что под Тверью. Ещё до того, как дойти до места, по тропинке вдоль реки, мне показалось, что я ухожу под землю: ноги холодели, по щиколотку, по колено, и по пояс. Хотелось, как утопающий, вскинуть голову вверх, насмотреться на верхушки деревьев, на небо думалось - "как жить-то охота"! И всё это просто на ходу, на ровном месте. Просто гуляла с фотоаппаратом. Этот эффект всегда повторялся на этой тропинке, при приближении к месту гибели.
Дальше начиналась "зона ужаса", как я её назвала, даже страшно было туда смотреть, просто звериный страх: казалось, непременно умрёшь, если туда наступишь. Посомтришь прямым взглядом - мох, да черника, и сосенки шумят, а при этом трясёт крупной дрожью.
После зоны ужаса справа был перекрёсток: вправо - на речку, дорожка вперёд - под кривые сосны, дорожка налево - в лес. Вот в том-то лесу мы и разбили лагерь. Страшнее не придумать. На этом перекрёстке было ужасно злобно, хотелось драться, именно руками. Будто патроны кончились, и там дрались, душили друг-друга, наши с фашистами. Там постоянно ссорились люди из коттеджного посёлка, с того берега, с ребятами из палаточного лагеря, а на ближе к воде даже доходило до стрельбы.
В лесу окопы остались, почти заросли. Кочковатая метность. И тяжёлое, замшелое чувство ненависти. Оно было такое старое, что уже потеряло конкретные очертания, это была не ненависть к фашистам или немцам, а уже просто ненависть, к людям, ко всему живому. Чувствовалось, что наши сидели в осаде, под обстрелом. На деревьях видны следы недавнего низового пожара. И там пстоянно будет так - что-нибудь случаться. Разрушительное.
А когда там ходишь, ноги словно специально попадают в ямки подлеска, и не просто, а с какой-то силой внешней, словно хотят утащить, под землю. Ещё и словечки в голове "Поймали, ещё поймали, не уйдёшь". Спать там, конечно, было ужасно, ни одной ночи нормально не спала, и сны были всё страшные, мутные, чёрные и кровавые. Было чувство, что спишь на костях. Ходила-искала, где чувствовала косточки, но быстро нашла лишь две, ржавые до дыр, железки от лопат, под каждой из которых были муравьи со своими личинками. И голоса прогоняли оттуда, кричали: "Не троооожь!". Больше ковыряться не стала, а то прибьют ещё, им это не сложно.
Ходила по дорожке, под кривые сосны, меня чуть не увело вообще, в лес. А уже сумерки, как-то быстро случились, сосны своей кривизной гипнотизируют, красиво, и интересно, что там дальше, а дальше, а дальше... Если бы самолёт не пролетел над головой, не очнулась, так бы всё, кирдык, наверняка. Дооолго возвращалась, чуть не заблудилась.
В речке мы купались, хватались за камни, и по течению полоскались, и тут товарищ достаёт - заржавленный хвостовик от мины. Эхо войны...
Не хотелось мне гулять больше по лесу, всё сидела в лагере, вырезала по дереву. И получилась у меня красная гиена, из преисподней, да чёрная щука - из мира мёртвых. Я поняла, что считала частоты этих душ, их настроение: мёртвые души, ставшие чертями. Щуку я никак не могла сфотографировать, одно фото было, и то потерялось, а сейчас даже из коробки достать не могу - выскальзывает, и всё тут. Не хочет. Ну ладно, потом. Гиена за неё получит 2 фото))
Мы приезжали на реку со стороны деревни Сухой Ручей.
Приехали домой, и я нашла информцию, что там проходил Калининский фронт:
30 октября дивизия, неся потери в людях, конском составе и вооружении, переправилась на левый берег и сосредоточилась в районе Малое Избрижье, Змеево, Гудково.
Со стороны Абакумова и Аненского противник рвался на север, стремясь перерезать дорогу Калинин - Торжок. Дивизия отошла на левый берег реки Тьмы, где на основании указаний командующего фронтом командующий 29-й армией 3 ноября была произведена частная перегруппировка сил.
Дивизия заняла оборонительную полосу с передним краем по южным опушкам лесов, что севернее Ерёмкино, Матюково, Стружня, ст. Князево, Стренево прочно прикрывая основные направления на север по северному берегу р. Тьма. В последствии дивизия проводила операции местного значения по улучшению занимаемых позиций.
В районе деревни Сухой Ручей велись ожесточенные бои. Свыше 730 человек составили потери 246 Шумской стрелковой дивизии Красной Армии. Имена 73 без вести пропавших бойцов дивизии были установлены при участии сотрудников районного военкомата, учеников и учителей Большеборковской школы Калининского района.
В 2018 году с Сухом Ручье открыли музей и мемориал. А я там была в 2009 м. Значит, на тех берегах реки стало тише, безопаснее, духи обрели покой. Как хорошо... Всё делается правильно.