Медленно, но верно я подбираюсь к особняку в Робин-Хилл.
Одно из условий будущего проекта, которое ставил заказчик - дом должен был включать хорошо освещённое пространство, где могла бы размещаться коллекция Сомса. Отвлекусь ещё раз, его художественные вкусы очень показательны для эпохи.
Предыдущее поколение Форсайтов, поколение его отца и дядей, обратили внимание на искусство как источник дохода, и со свойственным им стремлением к конкуренции, определили свою специализацию. Джолион Старший собирал живопись и фарфор, Джеймс - фарфор. Суизин проявлял экстравагантность и покупал современную скульптуру.
Карл Иоганн Шпильтер. Взыскательный коллекционер
Попробую представить, как это могло выглядеть. Британская энциклопедия пишет, что рынок антиквариата расцветает только во второй четверти XIX века, этот расцвет был связан с романтизацией прошлого и неоготикой, развивается коллекционирование старинного серебра. В середине века в Париже оживляется рынок искусства Азии, в первую очередь бело-голубого фарфора и японских гравюр.
В Англии в это время, начиная с 1837 года, прихода к власти королевы Виктории, переживает бум рынок современного искусства. Этому способствовали растущий престиж Королевской академии, популярность публичных выставок и появление коллекционеров-дилетантов, которые стремились вкладывать средства в новое искусство, активно пропагандируемое арт-дилерами, а не в старых мастеров. Такими коллекционерами и были наши Форсайты. То есть работы, описываемые в романе - работы английских художников с середины века до восьмидесятых годов.
Эдвар Уильям Кук. Закат в Гавре
Что можно было бы увидеть у Старого Джолиона:
"Его взгляд, блуждающий по стенам, остановился на картине «Голландские рыбачьи лодки на закате» — гордость всей его коллекции. Сейчас она не доставила ему никакого удовольствия. Он закрыл глаза. Тоскливо одному! Жаловаться бесполезно, он прекрасно знает это, но трудно сдержать себя. <...> Мысленно он развесил здесь свои шедевры — натюрморты в золотых рамах, которые он покупал в те времена, когда в картине ценился размер. А где они теперь? Проданы за бесценок! Ибо та непонятная сила, которая заставляла его единственного из Форсайтов, идти в ногу с веком, подсказала ему, что нечего и пытаться сохранить их. Но в кабинете у него до сих пор висели «Голландские рыбачьи лодки на закате»."
Эдвард Ладелл
Суизин проявляет оригинальность. Такой невероятной красоты, которую описывает Голсуорси, я не нашла, только слабое подобие в каталоге Сотбис. Китч в историю искусства к сожалению не вошёл.
"Вещь, о которой шла речь, — замысловатая скульптурная группа итальянского мрамора, поставленная на высокий постамент (тоже из мрамора), — распространяла в комнате атмосферу утончённой культуры. Затейливой работы нижние фигурки обнажённых женщин в количестве шести штук указывали на центральную, тоже обнажённую и тоже женскую, фигуру, которая в свою очередь указывала на себя; все в целом создавало у зрителя весьма приятную уверенность в исключительной ценности этой неизвестной особы. Тётя Джули, весь вечер сидевшая напротив неё, прилагала большие усилия, чтобы не смотреть в том направлении.
Витторио Карадосси. Нимфа и химера
Заговорил старый Джолион; он и начал весь спор.
— Четыреста фунтов! Ты заплатил за это четыреста фунтов?
Тут Суизин во второй раз за вечер осторожно повёл головой, ощущая при этом, как острые уголки воротничка впиваются ему в шею.
— Четыре сотни фунтов английскими деньгами, ни фартингом меньше. И не раскаиваюсь. Это не наша работа, это современная итальянская скульптура!
Сомс улыбнулся уголками губ и взглянул на Босини. Архитектор усмехался, плавая в облаках папиросного дыма. Вот теперь действительно в нём есть что-то пиратское.
— Сложная работа! — поторопился сказать Джемс, на которого размеры группы произвели большое впечатление. — Хорошо пошла бы у Джонсона.
— Этот итальяшка, который её сделал, — продолжал Суизин, — запросил с меня пятьсот фунтов — я дал четыреста. А вещь стоит все восемьсот. У бедняги был такой вид, будто он умирает с голоду!
— А! — откликнулся вдруг Николас. — Все эти артисты такие жалкие, просто не понимаю, как они живут. Например, этот Флажолетти, которого Фэнни и девочки постоянно приглашают поиграть; дай бог, чтобы он зарабатывал сотню в год!
Джемс покачал головой.
— Да-а! — сказал он. — Я понятия не имею, на что они живут!
Старый Джолион встал и, не вынимая сигары изо рта, подошёл к группе, чтобы как следует рассмотреть её.
— Двухсот бы не дал! — заявил он наконец.
Сомс посмотрел на отца и Николаса, испуганно переглянувшихся, и на сидевшего рядом с Суизином Босини, все ещё окутанного дымом.
«Интересно бы узнать его мнение», — подумал Сомс, прекрасно знавший, что группа эта безнадёжно vieux jeu, безнадёжно устарела, по крайней мере на целое поколение. У Джобсона такие вещи уже давно не идут.
Наконец раздался ответ Суизина:
— Ты ничего не смыслишь в скульптуре. Твоё дело картины — и только!
Старый Джолион вернулся на место, попыхивая сигарой Он, конечно, не станет затевать спор с этим тупоголовым Суизином, упрямым как осел, не умеющим отличить статую от соломенной шляпы.
— Гипс! — вот все, что он сказал.
Долгое время Суизин просто не мог открыть рот; он стукнул кулаком по столу.
— Гипс! Поищи-ка у себя в доме хоть что-нибудь подобное этой вещи!
И в его словах снова послышалась клокочущая ярость первобытных поколений.
Спас положение Джемс.
— Ну, а вы что скажете, мистер Босини? Вы архитектор, вам ведь полагается знать толк во всяких статуях и тому подобных вещах!
Взоры всех обратились на архитектора; все ждали ответа Босини, насторожённо и недоверчиво поглядывая на него.
И Сомс, в первый раз вмешавшись в разговор, спросил:
— В самом деле, Босини, что вы скажете?
Босини спокойно ответил:
— Вещь замечательная.
Он обращался к Суизину, а глаза его хитро улыбались старому Джолиону; один Сомс остался неудовлетворённым.
— Замечательная? Чем?
— Своей наивностью".
Голсуорси отмечает, что Сомс Форсайт стремился быть первым и лучшим в своём круге: в стиле одежды, в образе жизни (ежедневная ванна, загородный особняк), в выборе самой красивой женщины на роль жены. Точно также он одним из первых отмечал смену художественного вектора и покупал произведения, за которыми видел будущий успех. Коллекция для него была в первую очередь инвестицией, он стремился избавиться от теряющих популярность и стоимость работ, но коллекция была и способом реализоваться в искусстве, обратиться к тому бессознательному, которое так страшило Форсайтов.
"Он остановился у одной из витрин, где были выставлены картины. Сомс был «любителем» живописи: небольшая комната в доме № 62 на Монпелье-сквер была заполнена холстами, стоявшими вдоль стен, так как их негде было вешать. Он привозил картины домой, возвращаясь из Сити обычно уже в сумерках, а по воскресеньям заходил в эту комнату и целыми часами поворачивал картины к свету, изучал надписи на обороте и время от времени отмечал что-то в записной книжке.
Карл Хаш
По большей части это были пейзажи с фигурами на переднем плане — символ какого-то тайного протеста против Лондона с его высокими домами и бесконечными улицами, где протекала его жизнь и жизнь людей его племени и класса. Иногда Сомс брал одну-две картины и, отправляясь в Сити, останавливал кэб у Джобсона.
Он редко показывал кому-нибудь свою коллекцию. Ирэн, мнение которой он втайне уважал и, вероятно, поэтому никогда о нём не справлялся, бывала здесь очень редко — только в тех случаях, когда её призывал долг хозяйки. Ей не предлагали посмотреть картины, и она не смотрела их. Для Сомса это было ещё одним поводом для обиды. Он ненавидел эту гордость и втайне боялся её. <…>
Он рассмотрел картины, подписи художников, прикинул, сколько эти вещи могут стоить, не испытывая удовлетворения, которое обычно доставляла ему такая мысленная оценка, и пошёл дальше. <…>
Ф. Буше. Пейзаж в окрестностях Бовэ. 1740-е
Сомс восхищался Буше, Ватто и всей этой школой. У него была привычка рассказывать Ирэн о своих делах, он не отступал от неё даже теперь и подолгу говорил за обедом, точно потоком слов надеялся заглушить боль в сердце. <…>
Жюль Дюпре. Деревенский пейзаж. 1844
Но Сомс не шёл им навстречу; положив ногу на ногу, он говорил о недавно открытой им барбизонской школе. Вот у кого будущее, он уверен, что со временем на этих барбизонцах удастся хорошо заработать; он уже обратил внимание на две картины некоего Коро — очаровательные вещицы; если не станут запрашивать, он купит обе — когда-нибудь за них дадут большие деньги. <…>
Камиль Коро. Утро
Это очень интересно, чрезвычайно интересно; ведь Сомс прекрасный знаток, уж кто-кто, а он найдёт, что сделать с этими картинами; но что он намерен предпринять теперь, после выигрыша дела? Уедет из Лондона, переберётся за город или нет?"
Литература:
Цит. по: Джон Голсуорси. Собрание сочинений. М.: Издательство " Правда", 1962. Т. 1, 2.